Путь на юг

– Ах, Эльс, Эльс… Неужели мать не рассказывала тебе наших преданий? Не пела наших песен? Или ты все позабыл? Альрит – наш прародитель. Трудно судить, был ли такой человек или нет, но если в сказках о нем есть хотя бы четверть правды, я не решился бы встретиться с ним в бою… будь у него в руках даже простая палка. – Он покачал головой, затем хлопнул Одинцова по спине тяжелой ладонью. – Тебе надо стать настоящим хайритом, брат. Ведь ты, похоже, так и не понял, что совершил сегодня.

«Это уж точно! – промелькнуло в голове Одинцова. – Братцу не откажешь в проницательности!»

Но вслух он сказал:

– Если не ошибаюсь, я уложил этого парня, Ольмера, не слишком попортив его шкурку.

– Мелочь! Ерунда, клянусь Семью Ветрами! – взволнованно воскликнул Ильтар. – Ты сделал нечто неизмеримо большее: на глазах всего воинского круга перерубил рукоять челя! А ведь еще никому не удавалось одним махом рассечь ветвь дерева чель-иту – ни мечом, ни топором! Недаром у нас говорят о лучших бойцах: твердый, как рукоять челя… Мастера и молодые воины вытачивают каждое древко много дней, пользуясь резцами и пилами из бесцветного игристого камня неимоверной прочности… («Алмаз», – автоматически отметил про себя Одинцов.) Бывает, у челя ломается клинок, но рукоять… рукоять может прослужить десяти поколениям! И стоит немало! Так что сегодня, – вождь снова отпустил брату дружеский тумак, – ты ввел Ольмера в большие расходы!

Они подошли к шатру, и Ильтар втолкнул Одинцова внутрь.

– Сиди здесь, отдыхай, – приказал он. – Пей пиво или вино, ешь, делай, что захочешь, только чель пока не трогай! – Одинцов поднял глаза на полотняную крышу – вчерашняя прореха уже была аккуратно зашита. – Я сам схожу к твоему капитану, договорюсь, чтобы тебя отпустили в наш отряд. Думаю, он не станет возражать. Мы столковались с ним насчет цены за воинскую помощь и много не запросили, так что он доволен. А ты, – вождь повернулся к Чосу, – тоже останешься здесь. Я выкуплю твой воинский контракт. Каждому всаднику нужен хороший напарник.

Отпустив это загадочное замечание, Ильтар вышел из палатки.

Чос задумчиво смотрел ему вслед.

– Хотел бы я знать, мой господин, – наконец произнес ратник, – про что он тут толковал? Про какого всадника и какого напарника?

– Скоро узнаешь, – усмехнулся Одинцов, у которого были определенные догадки на сей счет. – Что-то меня жажда мучит, Чос. Кажется, Ильтар упомянул про пиво?

Освежившись парой кружек, он сел на волчью шкуру, вытащил из-за пояса свиток и стал разглядывать затейливые письмена. Похоже на арабский куфический шрифт, который он видел в Ираке, на берегах Евфрата, но, разумеется, ни один из земных языков тут ни при чем… Опять же в арабском буквы слитны, так что неопытному глазу одной от другой не отделить, а тут каждый знак заметен, и писали твердым четким почерком. Только вот что?

Одинцов бросил взгляд на Чоса, обнимавшего бочонок с пивом.

– Скажи-ка мне, парень, обучен ли ты грамоте?

– Конечно, мой господин Рахи. Могу имя свое написать и вывески различаю, где цирюльня, где кабак, а где иное заведение. Знаю, какие надписи бывают на монетах и винных кувшинах. А еще…

Велев ему заткнуться, Одинцов снова уставился в пергамент. Конечно, бар Занкор, его почтенный восприемник, мог бы это прочитать, но обращаться к нему с признанием, что позабыл письмо, очень не хотелось. Многое пришлось свалить на Рата и его кулак; пожалуй, еще один груз им не выдержать. Это с одной стороны, а с другой – что-то ведь осталось в его памяти от Рахи, беспутного сына старого Асруда! Он, Георгий Одинцов, свободно владел двумя языками, хайритским и айденским, и, может быть, какими-то другими; он смутно вспоминал огромный замок у дороги, прямой как стрела, девичье лицо в золоте волос, гавань, забитую плотами, и серые башни дворца на высоком холме. Сознание Рахи исчезло, растворилось в небытии, но малая частица памяти была еще жива, и если воззвать к ней, сосредоточиться…

Знаки на гладком пергаменте вдруг ожили, заговорив с ним в полный голос. Еще не веря собственным глазам, Одинцов прочитал:

«Рахи, сын мой!

Если ты держишь в руках это письмо, значит, свершились два дела, радостное и печальное: Лефури соединила вас с Лидор, а я ушел на Юг, в чертоги Айдена. Не мсти за мою смерть; в случившемся больше людского невежества и глупости, чем злого умысла и неприязни. Все, чем я владею, отныне ваше. Грамоты ты найдешь в моем кабинете, а ключ, как всегда, лежит на столике в моей опочивальне. Но запомни: ключ не так важен, как фатр. Фатр должен быть с тобой во всякий день и час. Поручаю тебя и Лидор милости богов.

Твой отец Асруд».