Путь на юг

Мирин занялся хлебом, — большим ножом резал каравай на больше куски.

Тем временем слуга принес и водрузил на стол деревянное блюдо с вареным мясом; затем в глиняном блюде моченые яблоки и квашеную капусту горкой.

— Однако изобилие, как будто и не было вчера голода, — проговорил, добро улыбаясь, Лисий хвост.

Хлеб и изобилие еды располагало на миролюбивый лад.

— Хитрый писец, ощериваясь в довольной улыбке, проговорил:

— Дак поручено мне было сохранить запасы старшинской избы. Что я и делал. Чуял я, что недолго разбойникам сидеть в городе.

— Ну так налей и себе меда и выпей с нами, — сказал Тишила.

— Благодарствую, — сказал Мирин.

— Неси свою кружку, — сказал Лисий хвост.

Мирин принес еще одну кружку и налил нее медовухи.

Лисий хвост поднял кружку:

— Господа, выпьем за счастливое избавление от разбойников и за нашего доброго князя!

Старшины выпили и зачавкали капустой — капусту брали пальцами прямо из миски и отправляли в рот. С пальцев на стол капал молочный рассол.

— Хороша медовуха. И впрямь, лучше всех в городе, — проговорил Лисий хвост и взял моченое яблоко. — И как тебе только удается такую медовуху делать?

— Однако секрет у меня есть, — хвастливо проговорил Мирин.

Медовуху он выпил, но за стол к старшинам не полез, потому что знал, что всякому груздю свое место. Не стоит лезть за стол того, кто неравен тебе.

Ведь никто не хочет равнять себя с бедным, а бедный не захочет сидеть рядом с нищим. Посадить за один стол неравных людей — значит одного оскорбить, другого обидеть.

Троян с сожалением бросил взгляд на мясо и горестно вздохнул.

— Что вздыхаешь старшина? — насмешливо спросил Лисий хвост.

— На княжеском пиру наелись и напились так, что животы болят, — сказал Троян, поглаживая обтянутый парчовой рубахой живот.

Терчин, худой и злой, покосившись на круглый живот старшины, буркнул:

— Жрать надо меньше, тогда и живот не будет болеть.

Троян растянул толстые щеки в примирительной улыбке.

— Так пили и ели не потому, что голодны были, а потому, что княжеский пир был — князь уважение к народу показал. Грех отказываться на пиру от угощения. Да и князь может обидеться.

— И велико-то уважение — от мальчишки! — ядовито промолвил Терчин.

— Ты бы помолчал и не говорил на князя охальные слова! — строго осадил Лисий хвост. — Князь молод, но умен. Подрастет, станет таким же великим, как и его отец.

Терчин налился кровью:

— Как смеешь, ты лучшим людям... — начал он ссору

Спор прервала громко хлопнувшая открывшаяся дверь, от чего все вздрогнули. Из сеней потянуло сыростью.

Старшины с досадой смотрели на вошедшего человека. А тот, запутавшись в длиннополой шубе, пыхтел и ругался у двери, не давая рассмотреть свое лицо.

Наконец вошел. Его узнали.

— Богдан! Да ты ли это? — изумленно ахнул Стоян, узнав вошедшего.

Шуба Богдана нараспашку лицо красное, злое. Сразу видно, что человек раздражен и ищет с кем сцепиться.

А Лисий хвост, увидев старого главу города, поморщился, — появление Богдана сулило неприятный спор.

Хотя Лисий хвост и был избран новым главой, но выборы произошли в отсутствие Богдана, тайно, да к тому же новыми старшинами, которые и сами-то были избраны на птичьих правах. Поэтому избрание Лисьего хвоста главой города выглядело сомнительно, неосновательно.

Когда горожане узнали об избрании Лисьего хвоста головой, возникло немало споров. Но за спиной Лисьего хвоста стоял князь, и горожане пришли к мнению, что раз старого головы нет, то все равно кто-то должен возглавлять город.

Место городского головы было хлопотным, но почетным и выгодным, и так как человек легко не отказывается от почета и выгоды, то Лисий хвост не сомневался, что однажды, — если Богдан не погиб, — он появится и потребует возвращения ему выгодного места.

Лисий хвост не боялся Богдана — Богдан проявил малодушие, бросив город в тяжкую годину. К тому же за Лисьим хвостом стоял князь, с помощью которого был освобожден город.

И вот Богдан появился, и Лисий хвост почувствовал, как в животе тревожно засосал червячок: по справедливости правда-то на стороне Лисьего хвоста; но горожане народ легкомысленный, их легко соблазнить щедрыми посулами; и кто тогда знает, куда повернется их любовь?

Под сердцем Лисьего хвоста холодной змеей шевельнулась ненависть к незваному гостю, однако взял он себя в руки и растянул непослушные губы в улыбке, впрочем, больше смахивающей на оскал загнанного в западню волка.

— Садись к нашему столу, Богдан, — пригласил Лисий хвост.

— Так, значит, ты место головы занял? — просопел Богдан.

Он сначала хотел сказать, что не сядет за один стол с самозванцем, но, подумав немного, решил, что таким образом он закончит спор, еще не начав его, что совсем невыгодно для него, и сел с дальней стороны стола.

Лисий хвост понял, что он прав был в догадке, что Богдан не смирится с потерей места, но ему также не хотелось начинать открытую ссору.

Лисий хвост покосился на Терчина: этот похоже был рад Богдану — смотрел злорадно.

«Я хитрее тебя, не зря же мне дали имя — Лисий хвост!» — подумал Лисий хвост.