Войдя в дом, Ричард увидел Китти возле кухонного стола. Не зажигая свет, она готовила ужин. Несмотря на разрешение Ричарда, она никогда не тратила зря драгоценные свечи. Китти с улыбкой обернулась, и Ричард подошел к ней и поцеловал в губы, напоминая, что она ему жена.
– Я иду мыться, – сообщил он и взглянул на печь. – У нас есть горячая вода?
– Разумеется.
– Отлично. Тогда я смогу и побриться.
Китти с любопытством наблюдала, как он умело наточил бритву с рукояткой слоновой кости. Впрочем, любые движения Ричарда были грациозными и уверенными. Какие прекрасные руки – сильные, мужские, но ловкие! Они излучали уверенность.
– Не понимаю, как тебе удается бриться без зеркала, – произнесла она. – Ни разу не видела, чтобы ты порезался.
– Многолетняя практика, – невнятно пояснил Ричард, брея подбородок. – Если есть теплая вода и мыло, это очень просто. На «Александере» мне приходилось бриться без воды.
Добрившись, он прополоскал бритву, сложил ее и спрятал в футляр, а потом тщательно умылся и надолго застыл у огня, размышляя, стоит ли подложить в печь еще одно полено. Нет, прежде следовало подвинуть поглубже полусгоревшее – наклонившись, он подправил его, поднял крышку чайника, разочарованно нахмурился, увидев, что там почти не осталось воды, и направился к полке с книгами.
– Ричард, – негромко произнесла Китти, – если ты в состоянии что-нибудь проглотить, мы можем поужинать. У тебя в запасе будет несколько минут, чтобы набраться смелости и начать делать детей.
Ричард удивленно оглянулся, запрокинул голову и расхохотался.
– Нет, жена, – ласково возразил он, – теперь мне не до еды.
Китти улыбнулась, искоса взглянув на него, и направилась к двери.
– Закрой ставни, – попросила она, шагнув на порог, и уже из-за двери добавила: – И выпусти Мактавиша.
«Они всегда ведут нас туда, куда хотят, наши иллюзии власти, – думал Ричард. – Они стары, как сам мир».
Раздевшись, он остановился на пороге ее комнаты, где в темноте смутно вырисовывался ее силуэт. Она сидела на кровати.
– Нет, здесь я тебя не вижу. Подойди к огню, но сначала разденься. – И он протянул руку.
Она с шорохом сбросила ночную рубашку и вложила пальцы в его горячую и надежную ладонь. Подведя ее к очагу, он принес со своей кровати соломенный матрас, положил его на пол и залюбовался женой. Она и вправду была прекрасна – Венера, созданная для любви. Он попросил ее раздеться, не желая, чтобы их любовь походила на судорожные, торопливые совокупления в подвалах лондонского Ньюгейта. Это действие было для него священным, как Бог, который его создал. Вот ради чего он вынес столько страданий – ради единственной божественной искры, способной разогнать тьму сиянием, подобным солнечному. В этом и есть истинное бессмертие. Это путь к свободе.
Он заключил ее в объятия и позволил ей ощутить гладкость кожи, игру мышц, силу и нежность, всю любовь, которая годами копилась в нем, не находя выхода. И похоже, она почувствовала нечто вечное, непреходящее, поняла, что произойдет, где и как. Если он и причинит ей боль, то лишь на мгновение, для которого нет завтрашнего дня, есть только она и вся вечность. «Излей свою любовь, Ричард Морган, ничего не утаивая! Отдай ей все, что у тебя есть, не раздумывая и не поддаваясь сомнениям, которые неведомы истинной любви. Она, мой Божий дар, все поймет, почувствует и примет мою боль».
Часть 7
Июнь 1791 года – февраль 1793 года
– Пег была моей первой любовью, – сказал Ричард, вновь ощутив желание поделиться сокровенным. – С Аннемари Латур я испытывал лишь плотское наслаждение. А Китти – моя последняя любовь.
Поблескивая глазами, Стивен всматривался в лицо друга, гадая, как он сумел превратить минутное увлечение в глубокое страстное чувство. А может, он прошел такой долгий путь, что теперь все его чувства усилены в тысячу раз?
– Ты – живое свидетельство тому, что нет ничего смешнее старого глупца. Ты ошибаешься только в одном, Ричард: для тебя Китти – и любовь, и плотское наслаждение. А я привык думать, что наслаждение плоти – если не самая важная, то одна из насущных потребностей, которую я обязан удовлетворять. Но ты многому научил меня, в том числе и искусству обходиться без плотских утех. – Он усмехнулся. – По крайней мере пока рядом нет достойного предмета страсти. Когда он появляется, я теряю голову. К сожалению, все проходит, в том числе и увлечения.
– Подобно любому человеку, ты нуждаешься в них.
– И получаю то, в чем я нуждаюсь, но не нахожу человека, в котором соединилось бы все сразу. И это, насколько я понял, меня вполне устраивает. Мне не о чем жалеть, – жизнерадостно заключил он и встал. – После всех лишений на острове Норфолк я намерен стать моряком королевского флота и непременно добьюсь этого. И тогда смогу разгуливать по шканцам в белом с синим мундире, отделанном золотым галуном, с подзорной трубой под мышкой и командовать сорока четырьмя орудиями.