– Я – первый лейтенант пятьдесят пятой плимутской роты Джеймс Шарп, – заговорил он с резким шотландским акцентом. – Вы, каторжники, подчиняетесь только мне и морским пехотинцам его величества. В наши обязанности входит кормить вас и следить за тем, чтобы вы никому не мешали, в том числе и нам. Вы должны исполнять приказы и молчать, пока вам не разрешат говорить. – Он указал на рубку над люком возле грот-мачты. – Отправляйтесь вниз по одному отряду, не забудьте захватить свои вещи. Сержант Найт и капрал Фланнери проводят вас и покажут ваши места. Имейте в виду, вы должны занять те отсеки, которые вам укажут, и не менять их. Переклички и пересчеты будут проводиться каждый день. Каждому полагается двадцать дюймов места, не больше и не меньше: нам предстоит разместить двести десять человек, а места на нижней палубе мало. Порки полагаются за драки, за кражу еды, за пререкания, за неуместные требования. Пороть вас будет капрал Сэмпсон, а он знает свое дело. Если вы хотите лежать на спине, а больше вам ничего не разрешается, поберегите ее. А теперь ступайте. – Он повернулся и строевым шагом промаршировал на шканцы, к орудию.
Хотя среди заключенных шотландцы попадались редко, Ричард научился распознавать шотландский акцент и теперь сразу угадал в Шарпе уроженца гор. Особенно часто Шарп употреблял устаревшую форму слова «вы» – как и сам Ричард, когда спешил или не придавал своим словам значения. Значит, этот морской офицер родом из Шотландии: Ричард уже знал, что на флоте служит немало шотландцев.
Сержант Найт и капрал Фланнери скрылись в рубке над люком. Рассудив, что под лежачий камень вода не течет, Ричард взмахнул рукой и повел три своих отряда к шестифутовому отверстию в настиле палубы. «Господи, спаси нас и помоги!» – молился он, сбрасывая два своих мешка в отверстие люка и принимая из рук Билла Уайтинга сундук. Внизу, на расстоянии четырех футов, виднелся узкий дощатый стол. Ричард присел на край отверстия и спрыгнул прямо на стол, а затем велел Биллу подтянуть цепь и следовать за ним. Наконец все шестеро каторжников спустились вниз, переступили со стола на скамью, а затем на пол и обнаружили рядом еще один стол с длинными скамьями. Все предметы были накрепко привинчены к полу.
– Встать! – рявкнул сержант.
Каторжники поднялись и выстроились между столами, в проходе шириной не более шести футов. Они уже сообразили, что стоят вдоль левого борта судна. К внутренней обшивке левого борта были приколочены два яруса нар, напоминающих нары на «Церере», но двойные. Все нары были крепко прибиты к подпоркам и имели изогнутый наружный край, повторяющий изгиб борта, что придавало им почти изысканный вид. Даже в порыве бешенства никто не сумел бы разметать эту солидную конструкцию. Через каждые десять футов нары разделяли перегородки, верхний ярус располагался на два фута с небольшим ниже верхней палубы, а нижний – на два фута выше настила нижней палубы. Расстояние между двумя ярусами нар немногим превышало два фута. Поскольку даже Айк Роджерс мог стоять прямо между потолочными балками, Ричард подсчитал, что высота нижней палубы достигает семи футов; от его собственной головы до балок оставалось полдюйма.
– Здесь вы будете спать, – объяснил сержант зловещего вида и осклабился, обнажив гнилые зубы. – Лезьте вон туда, на верхний ярус, в первый отсек от переборки, и называйте свои имена и номера. Капрал Фланнери – ирландец, грамота не дается ему. Ну, живо!
– Ричард Морган, номер двести три, – произнес Ричард, поставил ногу на нижние нары и вместе с вещами забрался на верхний ярус. Скованные с ним цепью товарищи разместились в том же отсеке. Отряд Айка занял соседний верхний отсек, отделенный от отсека Ричарда тонкой дощатой перегородкой, прибитой к балке, которая тянулась от левого до правого борта. Стенли, Мики Деннисон и четверо новичков из Бристоля расположились под нарами Ричарда, а шесть северян, в том числе двое матросов из Халла, Уильям Дринг и Джо Робинсон, – под нарами Айка.
– А здесь уютно! – заметил Билл Уайтинг и ухмыльнулся. – Всю жизнь мечтал спать с тобой, милый Ричард.
– Заткнись, Билл! На палубе полно овец.
Шестеро человек втиснулись в пространство длиной десять футов, шириной шесть футов и высотой двадцать семь дюймов. В такой тесноте они могли только лежать или сидеть согнувшись, как гномы, и каждый из них боролся со свинцовым грузом отчаяния. Сундуки и мешки тоже занимали место, а его и без того недоставало. Джимми Прайс расплакался, Джо Лонг и Уилли Уилтон причитали, повторяя: «Господи, что же с нами будет?»