Путь марсиан

Он отстаивал дюйм за дюймом свое сознание, призвав на помощь все силы собственного разума, и сумел поймать тот момент, когда металл коснулся кварцевой поверхности. Ощущение происшедшего контакта было неясным и тут же исчезло, уступив место агонии отчаяния, но и его оказалось достаточно. Влага, введенная на кончике пальца в кварцевый кожух, послужила дополнительным катализатором, и взаимодействие между порошковой платиной и следами воды запустило реакцию водорода с кислородом. Пламя вспыхнуло!

Бледно-голубое свечение, заплясавшее в пыльном воздухе, наполнившем с открытого конца кварцевый кожух, вспыхнуло, как ослепительной яркости звезда. Вспыхнуло, мигнуло несколько раз и продолжило гореть непрерывно.

А ван Хорн вдруг почувствовал, как все страхи куда-то улетучиваются, полностью освобождая его разум и чувства. Неужели фокус удался и они убрались все до одного? Там, куда не проникал голубой свет пламени, царила кромешная мгла. В голове Филиппа ван Хорна прояснилось, и теперь он ясно понял, что в прошедшие два дня воздействие этих существ на его разум было настолько сильным, что стоило им исчезнуть, как словно огромный валун скатился с плеч.

Он громко прокричал в микрофон:

— Холден, Холден! Бегом к пульту управления!

И сам заспешил к кораблю насколько мог быстро в своем неуклюжем скафандре.

Двое мужчин склонились над пультом управления. Женщины спали.

Наконец Филипп нашел время подробно объяснить Холдену, как они отделались от этих безумных детишек.

— Дело не просто в свете, — говорил он. — Им было известно о существовании освещения по тому серому свету, исходящему с их облачного небосвода. Свет мог быть ярче, но они непременно узнали б его. Для них он все равно остался бы тем же лоскутком привычного неба, которое опустилось к ним на землю. Вспышка пламени — только она могла сбить их с толку.

— Не понимаю почему. — Холден в недоумении качал головой.

— Свет, который поразил бы их, должен быть голубым и прерывистым. Его нужно перемещать, чтоб повергнуть эти существа в ужас. Свет в ладони мог сыграть эту роль. То есть требовалась портативная звезда, а не размытый поток света с небес или с корабля. Вспомни, пламя не может существовать в этом мире с его атмосферой, насыщенной азотом, аргоном и песком. За долгие миллионы лет на Сигмарингене-четыре ничего не возгоралось до тех пор, пока я не позволил кислороду и водороду, сжатым компрессионным давлением, сгореть друг в друге. И обитатели планеты оказались перед лицом неизвестного и непостижимого. В конце концов, они действительно обыкновенные дети, которые, испугавшись, разбежались.

Корабль продолжал бороздить космическое пространство среди дружелюбного света звезд.

Холден глубоко вздохнул и сказал:

— Наконец-то. Один перелет, и мы окажемся вблизи Земли. Осталось день-два, не больше. Надо сообщить об этих энергетических детишках, только знаешь, Фил…

— Что?

— По-моему, вовсе не обязательно рассказывать обо всем, что с нами случилось.

— Пожалуй, да.

— Постараться бы забыть обо всем. Ведь это лишь ментальный контроль. Будет лучше, если мы вычеркнем его из памяти.

— Много лучше. — Филипп согласно кивнул.

Произнесенные слова эхом отозвались у него в ушах. Ментальный контроль или не ментальный, но сможет ли он жить как раньше, видя мысленным взглядом свою жену, загораживающую ему выход, а позади нее тянущегося к его горлу Холдена? Перестанет ли он слышать дикий ее смех? Забыть?

И тут за стеной раздался взрыв хохота Селестины, отчего Филипп невольно и совершенно напрасно зажал ладонями уши.

— Что случилось? — участливо спросил Холден.

— Ничего, — последовал мрачный ответ.

Послание

© Перевод И. Зивьевой.

Они пили пиво и предавались воспоминаниям, как и все мужчины, встретившиеся после долгой разлуки. Они воскрешали в памяти дни, проведенные под обстрелом. Они вспоминали сержантов и девочек, присочиняя в своих рассказах о тех и других. В воспоминаниях о прошлом страшные события тех дней казались забавными, и в памяти перебирались и извлекались наружу для проветривания детали, словно старые вещи, пролежавшие в забвении целых десять лет.

Включая, конечно, и вечную тайну.

— Как ты объяснишь ее? — спросил первый. — Кто ее начал? Второй пожал плечами:

— Никто не начинал. Просто все болели ею. И ты, полагаю, тоже.

Первый издал смешок.

— Мне она никогда не казалась смешной, — мягко произнес третий. — Может быть, потому, что впервые я столкнулся с ней, когда попал под первый в своей жизни обстрел. Северная Африка.

— Правда? — полюбопытствовал второй.

— Это была моя первая ночь на берегу близ Орана. Я искал укрытие где-нибудь в местной хижине и внезапно увидел ее в свете яркой вспышки…

Джордж был вне себя от радости. Два года бюрократических проволочек — и он наконец-то в прошлом. Теперь он сможет дополнить свою статью о быте пехотинцев во Второй мировой войне некоторыми подлинными фактами.