— Я не пойду домой. Это же настоящий кошмар. До каких пор будет продолжаться эта затея с воскрешением мертвых? Есть же какие-то пределы. Это… это… это полнейшая анархия. Во всяком деле главное — не переборщить, а здесь именно так и получается. Не пойду домой, и все тут.
В эту минуту в кабинет вошел некий дородный джентльмен с гладким розовым лицом и пушистыми бакенбардами (совсем как на портрете Мартина Ван Бурена) и холодно проговорил:
—
— Отец… — пробормотал Билликан-старший.
— Дедушка… — пробормотал Билликан-младший.
Билликан-самый-старший с неодобрением посмотрел на Билликана-младшего.
— Если ты мой внук, — сказал он, — то ты здорово постарел, и это не пошло тебе на пользу.
С кислым выражением лица Билликан-младший промолчал и слабо улыбнулся.
Впрочем, Билликан-самый-старший, казалось, и не нуждался в его ответе.
— А теперь если вы оба введете меня в курс дел, то я немедленно приступаю к своей прежней обязанности управляющего.
Прозвучало сразу два ответа, и румянец на щеках Билликана-самого-старшего начал угрожающе наливаться кровью, в то время как старик властно стучал по полу воображаемой тростью и визгливо что-то выкрикивал.
— Джентльмены, — произнес Р. Е. — Джентльмены! — повысил он голос. — ДЖЕНТЛЬМЕНЫ! — что было мочи закричал он.
Переговоры разом оборвались, и все повернулись к Р. Е. От его угловатого лица, странно привлекательных глаз и язвительного рта, казалось, исходила некая сила, подчиняющая себе собравшихся людей.
— Не могу понять, о чем вы спорите, — проговорил он. — Что именно вы производите на своей фабрике?
— Битсы, — ответил Билликан-младший.
— Которые, надо полагать, представляют из себя расфасованные в пакеты сухие завтраки из дробленого зерна типа хлопьев…
— Золотистых, хрустящих хлопьев, содержащих в себе уйму полезной энергии!.. — вскричал Билликан-младший.
— Покрытых сладкой как мед, прозрачной глазурью; это и сладости, и еда… — пророкотал Билликан-старший.
— Возбуждающая самый никудышный аппетит, — прорычал Билликан-самый-старший.
— Вот именно, — сказал Р. Е. — Какой аппетит?
Они равнодушно посмотрели на него.
— Прошу прощения… — произнес Билликан-младший.
— Кто из вас голоден? — спросил Р. Е. — Я нет.
— О чем эта дурацкая болтовня? — призвал к ответу разгневанный Билликан-самый-старший. Он так яростно потрясал своей, невидимой тростью, что, существуй она на самом деле, он бы проткнул ею Р. Е. насквозь.
— Я пытаюсь вам втолковать, — сказал Р. Е., — что отныне никто не будет есть. Это уже потусторонний мир, и еда здесь не нужна.
Одинаковые выражения вытянувшихся лиц троих Билликанов не требовали перевода. Было ясно, что они проверили свой собственный аппетит и обнаружили его отсутствие.
— Полнейшее разорение! — смертельно побледнев, произнес Билликан-младший.
Билликан-самый-старший неслышно и тяжело стучал об пол своей воображаемой тростью.
— Это же конфискация имущества без надлежащего судебного рассмотрения. Я предъявлю иск. Я предъявлю иск.
— Совершенно неконституционно, — согласился Билликан-старший.
— Если вы найдете, кому предъявлять иск, то мне остается лишь пожелать вам большой удачи. А теперь, если позволите, я, наверное, пойду на кладбище.
Надев шляпу, он шагнул за дверь.
Этериил стоял в сиянии шестикрылого серафима, и в пространстве подрагивали смерчи, вызванные его волнением.
— Насколько я понимаю, — проговорил херувим, — вверенная тебе Вселенная ликвидирована.
— Совершенно верно.
— Что ж, ты ведь, надеюсь, не ждешь от меня, что я начну восстанавливать ее?
— Ничего я от тебя не жду, — ответил Этериил, — только устрой мне встречу с Главой.
Услышав это слово, херувим тут же выразил жестами свое благоговение. Кончиками двух крыльев он коснулся своих ног, кончиками двух других — глаз и кончиками еще двух — рта. Затем, приняв нормальное положение, сказал:
— Глава очень занят. На его плечах несметное количество дел, и все требуют решения.
— Кто же спорит с этим? Я просто хочу сказать, что если дела будут обстоять так, как сейчас, то мы получим Вселенную, где сатана одержал окончательную победу.
— Сатана?
— Это еврейское слово, означающее Врага, — с нетерпением ответил Этериил — Я мог бы употребить персидское слово Ариман[15]. Во всяком случае, я имел в виду именно Врага.
— Но что изменит беседа с Главой? — спросил херувим, — Документ, узаконивающий Седьмую трубу, заверил печатью сам Глава, а тебе известно, что такие документы принимаются окончательно и бесповоротно и обсуждению не подлежат. Глава никогда не пойдет на ограничение
— Это твое последнее слово? Ты не устроишь мне встречу?
— Я не могу.
— В таком случае, — проговорил Этериил, — я сам встречусь с Главой. Я намерен вторгнуться в Средоточие Primum Mobile[16].
И если это означает мою гибель, да будет так! — Он сконцентрировался.
— Какое святотатство! — в ужасе пробормотал херувим, и в это время Этериил подпрыгнул и исчез. В пространстве слабо громыхнуло.