Путь марсиан

Уллен безразлично оглядел роскошную обстановку кабинета, огромные карты Земли и Венеры на стене, внушительный стол в центре. Скользнул глазами по низенькому, полненькому, бородатому человеку по ту сторону стола и с облегчением остановил взгляд на долговязом рыжеватом мужчине, стоявшем неподалеку.

От избытка чувств марсианин попытался даже приподняться в своем кресле.

— Токтор Торнинк, вы ли это? Мы встречались с вами кот насат в Принстоне. Натеюсь, вы меня не сапыли? Мне там присвоили почетную степень.

Доктор Торнинг шагнул вперед и с силой пожал руку Уллена:

— Разумеется. Вы делали тогда доклад о методологии исторической науки Марса, верно?

— О, вы сапомнили, я так рат! Мне очень повесло, что я с вами повстречался. Скашите мне как ученый, что вы тумаете относительно моей теории о том, что социальная наступательность эры Китлера послушила основной причиной тля поль…

Доктор Торнинг улыбнулся:

— Мы обсудим это позже, доктор Уллен. А сейчас адмирал Корсаков надеется получить от вас информацию, при помощи которой мы сможем покончить с войной.

— Вот именно, — скрипуче произнес Корсаков, поймав кроткий взгляд марсианского ученого. — Хотя вы и марсианин, я предлагаю вам способствовать победе принципов свободы и законности над безнравственными поползновениями венерианской тирании.

Уллен с сомнением посмотрел на него:

— Это свучит невешливо… но не скасал пы, что я много расмышлял на эту тему. Вероятно, вы хотите скасать, что война скоро кончится?

— Да, нашей победой.

— Та-та, «попета», но веть это только слово. История покасывает, что войны, выикранные са счет чисто военново преимущества, слушат основой тля роста милитарисма и реваншисма в путущем. По этому вопросу я моку порекоментовать вам очень хорошее эссе, написанное Тшеймсом Коллинсом. В полном вите оно пыло опупликовано в тве тысячи пятитесятом коту.

— Мой дорогой сэр!

Уллен повысил голос, оставляя без внимания тревожный шепоток Джонни.

— Что ше касается попеты — потлинной попеты, то почему пы вам не опратиться к простому нароту Венеры и не саявить: «Какой нам смысл враштовать? Тавайте лучше поковорим…»

Последовал удар кулаком по столу и невнятная ругань.

— Ради всего святого, Торнинг. Разбирайтесь с ним сами. Даю вам пять минут.

Торнинг подавил смешок.

— Доктор Уллен, мы попросили бы вас рассказать то, что вы знаете о дезинтеграторе.

— Десинтекраторе? — Уллен недоуменно коснулся пальцем щеки.

— Вы о нем рассказали лейтенанту Брюстеру.

— Хм-м-м… A-а! Вы про «тесориентирующее орушие». Я о нем ничего не снаю. Марсианские историки несколько рас упоминали о нем, но они тоше ничего не снали… я потрасумеваю, с технической точки срения.

Рыжеволосый физик терпеливо кивнул:

— Понимаю вас, понимаю. Но что именно они сообщили? К какому виду оружия оно относилось?

— Ну-у, они коворили, что это орушие саставляет металл распататься на части. Как вы насываете силы, саставляющие частицы металла тершаться вместе?

— Внутримолекулярные силы?

Уллен задумался и медленно произнес:

— Наверное. Я запыл, как это насывается по-марсиански… помню, что слово тлинное. Но в люпом случае… это орушие… расрушает эти силы, и металлы рассыпаются в порошок. Но тействию потвершены лишь три металла: шелесо, копальт и… у не-во такое странное насвание!

— Никель, — мягко подсказал Джонни.

— Та, та, никель!

Глаза Торнинга заблестели.

— Ага, ферромагнитные элементы. Могу поклясться, тут замешано осциллирующее магнитное поле, чтоб я стал венерианцем. Что скажете, Уллен?

Марсианин вздохнул:

— Ах, эти невосмошные семные термины… Потоштите, польшую часть моих снаний оп орушии я почерпнул в рапоте Хокела Пека «О культурной и социальной истории Третьей империи». Это товольно польшой трут в тритцати четырех томах, но я всекта считал ево товольно посретственным. Его манера ислошения…

— Пожалуйста, — перебил его Торнинг, — оружие…

— Ах та, та! — Уллен поудобнее устроился в кресле, скривившись от усилия. — Он коворит оп электричестве, которое колеплется тута и сюта очень метленно… очень метленно, и его тавление… — Он беспомощно замолчал, с наивной надеждой взглянув на хмурое лицо адмирала. — Я тумаю, это понятие осначает «тавление», но я не снаю, это слово очень трутно перевести. По-марсиански это свучит как «крансарт». Это мошет помочь?

— Мне кажется, вы имеете в виду потенциал, доктор Уллен! — Торнинг громко вздохнул.

— Пусть путет так. Сначит, этот «потенциал» тоше меняется очень метленно, но его перемены как-то синхронисированы макнитисмом, который… хм-м… тоше исменяется. Вот и все, что я снаю. — Уллен нерешительно улыбнулся. — А теперь я пы хотел вернуться к сепе. Натеюсь, теперь все путет в порятке?

Адмирал не удостоил его ответом.

— Вы что-нибудь поняли из этой болтовни, доктор?

— Чертовски мало, — признался физик, — но это дает нам одну-две зацепки. Можно, конечно, извлечь что-нибудь из книги Бека, но на это мало надежды. Скорее всего, мы обнаружим лишь повторение того, что слышали сейчас от доктора Уллена. Скажите, на Марсе сохранились какие-нибудь научные труды?

Марсианин опечалился.