Подозвав бармена, он заказал на всех. Потом, посмотрев на молодого Харли, широко улыбнулся и бросил на стойку банкноту, чтобы расплатиться за выпивку.
— Харли, у меня есть девиз, который советую вам вспоминать в подобные моменты. Произнесу его, если хотите.
— Валяйте.
— «Будет еще хуже».
Харли огрызнулся и выпил залпом.
— Не понимаю одного, — сказал Уилсон, — почему они не пришли к нам до суда и не рассказали все об этом очаровательном нарушившем закон клиенте, которого вы мне навязали? Мы урегулировали бы спор без судебного разбирательства.
Николс пожал плечами.
— На то были свои причины, — сказал он. — В конце концов, одним случаем изгнания духов больше, одним меньше. Какая разница. А судебные процессы создают прецеденты. Уилсон, вы же в некоторой степени юрист, неужели не понимаете, что я имею в виду?
— Прецеденты? — Уилсон смотрел на него, разинув рот, потом его глаза расширились.
— Вижу, вы меня понимаете. — Николс кивнул. — Начиная с нынешнего момента в этом штате, а также благодаря пункту о признании и доверии Конституции во всех штатах страны призрак имеет законное право обитать в доме!
— Боже праведный! — воскликнул Уилсон и нервно рассмеялся.
Харли уставился на Николса.
— Раз и навсегда, — прошептал он, — скажите, зачем вам все это нужно?
Николс снова улыбнулся.
— Подумай, — сказал он небрежным тоном, — Скоро начнешь понимать, — Он понюхал вино, аккуратно поставил бокал на стойку и… исчез.
Дарвинистская бильярдная
— Ну разумеется, обычное толкование первой главы Книги Бытия совершенно неверно, — сказал я. — Возьмите, к примеру, бильярдную.
Остальные трое мысленно взяли бильярдную. Мы сидели в сломанных креслах в лаборатории доктора Троттера, и было так просто преобразить лабораторные столы в бильярды, штативы — в кии, бутылки с реактивами — в шары и столь же мысленно все это обозреть.
Тетьер даже поднял палец, зажмурил глаза и прошептал:
— Бильярдная!
Троттер, по обыкновению, ничего не сказал и поднес к губам вторую чашку кофе. Кофе, тоже по обыкновению, был ужасным, но, с другой стороны, я был новичком в компании, и оболочка моего желудка еще недостаточно закалилась.
— Теперь взвесьте завершение партии, — сказал я. — Все шары, кроме, естественно, забойного, находятся в соответствующих лузах…
— Минуточку, — перебил Тетьер, неизменно педантичный, — какая именно луза, значения не имеет, при условии, что ты забил их в определенном порядке, или…
— Неважно. Когда партия кончается, шары находятся в разных лузах. Верно? Теперь, предположим, вы входите в бильярдную, когда игра кончена, видите только финальную ситуацию и стараетесь понять, что именно тут происходило. Совершенно очевидно, что у вас множество вариантов.
— Нет, если знать правила игры.
— Постулируем полное незнание, — сказал я. — Можно предположить, что шары попали в лузы от ударов забойного шара, который ударили кием. Это было бы верно, но вряд ли вы это сообразили на пустом месте. Куда вероятнее, что вам придет в голову, будто шары кто-то разложил по лузам руками или что шары так изначально и лежали там.
— Ну ладно, — сказал Тетьер, — раз уж вы прыгаете назад прямо к Книге Бытия, то заявите по аналогии, что Вселенная либо существовала всегда, либо создалась произвольно, такой, как есть, либо развилась эволюционно. Ну и что?
— Я предлагаю вовсе не эти альтернативы, — возразил я. — Давайте примем за факт целенаправленное сотворение и рассмотрим только методы, какими оно могло быть осуществлено. Самое немудреное — предположить, что Бог сказал: «Да будет свет!» — и стал свет. Но это неизящно.
— Зато просто, — указал Мейденд, — а «бритва Оккама» требует, чтобы из всех возможных альтернатив выбиралась простейшая.
— В таком случае почему бы не ограничить бильярдную партию тем, что руками разложить шары по лузам? Это много проще, но не изящно. С другой стороны, если взять для начала первородный атом…
— А это что? — мягко осведомился Троттер.
— Ну, назовите это всей массой и энергией Вселенной, сжатыми в единую сферу в состоянии минимальной энтропии. И если бы вы взорвали такую сферу так, чтобы все частицы материи и кванты энергии начали действовать, реагировать и взаимодействовать заранее исчисленным образом и возникла бы именно наша Вселенная, разве это не дало бы куда больше удовлетворения, чем просто взмахнуть рукой и сказать: «Да будет свет!»?
— То есть, — подытожил Мейденд, — ударить кием по одному шару и разом загнать в лузы все пятнадцать?
— Вот именно.
— Куда поэтичнее идея непосредственного целенаправленного волеизъявления, — сказал Мейденд.