Кажется, я прописал вам однажды нужный урок. Дошел ли он до вас? Поломайте голову и душу свою на то дело. Хорошо, куда как хорошо! А навязло ли вам на язык имя — сладчайшее имя — Господа? Надо добиться до того, чтоб оно само читалось. Хоть и мысль забежит куда... а, опомнясь, найдет на языке то же имя... Добивайтесь до сего. И на сердце еще теплее будет. Вот и рай, — на земле, но небесный! А другого чего искать? Смерть неверная придет, и глаза закроет, и руки свяжет, и ноги подкосит, и червякам отдаст. Какая немилосердная! — А ведь и не узнаешь, как подкрадется... Но потом что! Там уже расчет короток! Душа бедная, голая, одна-одинехонька — всю насквозь видно... И сама себя видит, все другие ее видят... а спрятаться и убежать некуда. Вот нужда и теснота! Поминайте час сей и минуту сию. И Господь поможет вам подготовиться к ней и с дерзновением предстать пред Господа и сказать: подвигом добрым подвизалась. Покаяние Господь нам дал, как умывальницу небесную. Оно всю душу вычищает, как снег белу делает. Станем плакать и сокрушаться. Грехов много, добра нет. Что сотворим? Господи, помилуй! Всякого ответа недоумеюще, сию Тимо- литву, яко Владыце, грешнии приносим, помилуй нас! Как сладок Господу глас сей из уст и сердца грешника! Станем в ряд грешников. Небо проходит глас их сокрушенный и Господа оттуда сводит на землю. Вопль нераскаянных на суд низводит Господа, как Содом, а вопль кающихся грешников — на милость, как Ниневия. Уж куда нам в праведники? И беда нам, когда мысль попадет на самоправедность... Какая злая сия мысль! Как она убивает душу! Точно зловредная роса на нежный цветок или страшно холодный ветер, который все окостеневает. То ли дело грешнику кающемуся. Объятия Отчи отверсты ему. Пад на выю облобыза его (ср.: Лк. 15:20). Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. Давайте так делать. Когда вкусим сладости покаяния, иной и не похочем.
25
Вот вы начинаете учиться ловить мух. Хорошо. — Разумею осуждение. Только мало сказать, надо пожалеть, сокрушиться и со страхом, как на суде, исповедать Господу греховный помысл. Так и во всяком случае. В сем непрестанное раскаяние, которое есть главное дело внимающих себе. Когда нападают недобрые помыслы, надобно отвращать от них око ума и, обращаясь к Господу, именем Его гнать их. Но когда помысл пошевелит сердце, и сие лукавое мало-помалу усладится им, тогда надобно бранить себя, и умолять Господа о помиловании, и бить себя до тех пор, пока в сердце родится противоположное чувство; например, вместо осуждения возвеличение другого, или, по крайней мере, сердечное чувство почтения к нему. Самохваление и осуждение две самые обычные у нас вещи. Лукавое сердце само дрянь дрянью, а все трубит: несмь якоже прочии. И сколько оттенков этого, что перечислить нельзя. Трудитесь усерднее над укреплением себя во внимании ума и увидите, что за сокровище наше сердце. Делайте так: с утра поглубже утвердитесь в помышлении о Господе, станьте перед Ним умом, во время молитвы; и потом весь день напрягайтесь не отступать от него, взявши в пособие сладчайшее имя Его. Делаете ли что, говорите с кем, идете, сидите, кушаете, — ум все с Господом да будет. Забудетесь, и опять воротитесь ко Господу и себя побраните с сокрушением... и все так... в этом подвиг внимания. Тогда, при свете Господа, ни один помысл не укроется, и оценка им будет верная, разлетятся все благовидности. А между тем душа будет все крепче и крепче прилепляться к невидимому и становиться сильнее. Помните, что было с вами в монастыре. То пустяшные позывы. Вот та тревога, что была во время поста, когда серчание было, — посильнее. Бывают и еще сильнее... Куда тогда деваться? Вот и надобно загодя приготовить в сердце покойное местечко, у ног Господа. Случится тревога?., сейчас туда, и кричать и кричать, как бы отчитывать черную немочь, и Господь поможет: все стихнет. Опять буря; и опять то же делать. Вот и вся программа жизни.