Путь ко спасению

Брат Павел задержался внизу, на рентгене, ради которого из дома вызвали рентгенолога, а когда мальчишку тоже подняли в отделение, он уже пришел в себя. Шуйга в это время думал о том, что Десницкий оказался прав. В том, о чем и сам, возможно, не подозревал. Именно Десницкий, а не Шуйга, иначе бы в толпе ножом ударили Шуйгу. Более того, его посчитали вовсе неопасным, потому что не повесили на него попытку убийства, и вообще - оставили в покое. Пока. Этот Афраний - один из Девяти - вычислил опасность, исходящую от Десницкого, еще там, в участке. И, возможно, вовсе не потому, что Десницкий проговорился, а… по частоте пульса и концентрации адреналина в крови. По неуловимому движению лицевых мускулов, которое упорно не замечал Шуйга. Так в чем же Десницкий на этот раз оказался прав?

Сестра из приемного, которая привезла брата Павла наверх, диктовала постовой сестре данные свидетельства о рождении и страхового полиса мальчишки, но Шуйга не прислушивался.

- Павел Аронович Вассерман, серия восемнадцать двадцать два, номер…

В отделении было тепло. Ее милый монотонный голос, начитывавший множество цифр, баюкал, успокаивал, обволакивал. Молодой поп застыл над изголовьем каталки с жалостливой миной на лице, глядя на бледного Павлика.

В это время в операционной поднялась суета, и сон слетел с Шуйги, он даже вскочил на ноги, готовый куда-нибудь бежать, что-то делать, - и думал об Афрании, который способен, например, отключить в больнице электричество или предпринять еще что-нибудь такое, чтобы Десницкий не выжил.

Из операционной вылетел православный анестезиолог, хлопнул дверью и быстрым шагом проследовал в процедурную, проворчав себе под нос колоритное: «Ур-роды!» Погремев склянками в холодильнике, он вернулся назад еще быстрее, даже не глянув на стоящего посреди коридора Шуйгу.

Брата Павла тем временем перевезли в палату интенсивной терапии, единственную в этой больнице - напротив операционной, - и процедурная сестра пробежала мимо со стойкой для капельницы. Молодой поп смиренно сел рядом с кроватью мальчишки, расправив рясу - совсем как женщины одергивают юбку, чтобы не смять.

Время еле-еле капало на макушку, как вода в средневековой пытке, - на круглых белых часах прошлого века стрелка ждала бесконечную минуту, а потом со щелчком перескакивала на следующую. И Шуйга уже не мог думать ни об Афрании, ни о правоте Десницкого, ни о его конспирологических предположениях - только об этой пытке минутной стрелкой. И догадывался (а может, просто загадывал): если первым выйдет православный хирург, то дело плохо, если выкатят Десницкого - все обошлось.

По немногочисленным палатам развезли обед, а пытка минутной стрелкой продолжалась. Ненадолго ее прервала процедурная сестра, пожалевшая Шуйгу и уверившая его в том, что доктор Дима - хороший хирург, даже лучше многих столичных. И профиль у него подходящий - он военно-полевым хирургом служил на Кавказе, где, как известно, плохих врачей не держат. Шуйга не стал смеяться - ему почему-то было не до смеха.

А когда дверь из операционной распахнулась, он снова вскочил на ноги - навстречу ему выехала каталка, и он едва не вздохнул с облегчением, потому что лицо Десницкого было открыто и выкатили его головой вперед - прямо в палату интенсивной терапии, к брату Павлу и молодому попу.

Доктор Дима тоже появился на пороге, и лицо его было угрюмым и злым. Он окинул Шуйгу равнодушным взглядом и опустил глаза - показалось даже, что он покачал головой. Шуйга продолжал смотреть на него вопросительно, но не решался задать вопрос вслух.

- Не знаю, - наконец сказал православный хирург. - Шанс есть, конечно. Но очень большая кровопотеря, межреберная артерия была рассечена…

Шуйга, в надежде сделать хоть что-нибудь, едва ли не радостно спросил:

- Так может, кровь нужна? Я сдам, нет вопроса… У меня первая группа, плюс. Сколько надо сдам, хоть сейчас.

Доктор Дима посмотрел на него как на убогого и сказал назидательно:

- Это… не благословляется.

- В смысле? - не понял Шуйга.

- Переливание крови - грех, - проникновенно произнес православный хирург и, Шуйге показалось, посмотрел в открытую дверь палаты на молодого попа.

Шуйга две или три секунды ловил воздух ртом, сжимая кулаки и осмысливая сказанное. А потом зашипел зло и тихо, забыв обо всех инструкциях, статьях УК и чувствах верующих:

- С каких это пор? Вы вообще с ума тут посходили, что ли? Мне нет дела до ваших идиотских православных фантазий. Меня не трясет это чертово благословение, я неверующий, у меня в паспорте это написано. Это мое конституционное право - свобода совести. И Славке благословение не требуется тоже.

- Вам, может, и не требуется. Но я, в отличие от вас, православный и не стану делать богопротивные вещи.

- Вы не православный, - покачал головой Шуйга. - Вы православнутый. Вы же врач, подумайте головой, вы билетик в Царствие Небесное ценой Славкиной жизни купить хотите, что ли? Вы считаете, что поповское слово дороже человеческой жизни?