Путь. Книга первая

– Твоё спасение в бегстве. Не дожидайся Вестников. Не надейся на них. Ты должен отправляться немедленно, пока никто не догадался, что ты намерен делать. Но один ты не доберёшься: путь этот не для необученного! Я успела позвать единственного, кому доверяю… Если он решит помочь тебе, ты спасён! Слушайся его, Дэрэк! Подчиняйся без возражений, даже если его поведение вызовет твоё недовольство или покажется странным. Запомни его имя – Д…

Лицо её дрогнуло и застыло, звук замер на губах.

– Мама!!!

Она уже не слышала меня.

Почему мы всегда понимаем, что перед нами смерть – даже если никогда раньше не видели её?!

Я никогда не сталкивался со смертью. Никогда не терял близких. У меня и близких-то, кроме мамы, нет…

Так не бывает. Я обыкновенный парень, мне завтра двадцать лет, живу самой заурядной жизнью, учусь в университете, встречаюсь с девчонками… Какая судьба мира?! Какое бегство?! И – ради всего святого – какие настоящие родители?!! Вот моя мама. Та, что вырастила меня. Любила, ласкала, утешала…

Умерла?..

Только что была полна жизни, улыбалась, шутила – и вот лежит неподвижно, бледная, застывшая… Убитая! Кем?! За что? И – как?! Яд? Как она сказала: тот, кто послал мне смерть… Но разве смерть можно послать?! Во мне поднималась волна протеста и ненависти к неизвестному убийце. Если, конечно, последние слова мамы были правдой.

Моего плеча коснулась ладонь. Обернувшись, я увидел Карину и двух молодых людей. Врачи?..

– Вы опоздали… – голос прозвучал еле слышно и хрипло.

Карина не опустилась до пошлых утешений, и я был ей признателен. Любые соболезнования сейчас были бы невыносимы.

– Дэрэк, иди к себе. Я улажу… формальности.

– Спасибо, Кари.

Мамина щека была ещё тёплой… Я прижался на миг. Можно ли в это прощание вложить всю любовь и бесконечную благодарность? Что делать мне теперь?..

Я даже не понял, как оказался в своей комнате, машинально заперев дверь на ключ и упав на кровать. Наверно, это непозволительно для взрослого парня – так позорно реветь… но, дав волю слезам, я ощутил хоть какое-то облегчение.

Мама умерла. Я не был к этому готов! Но её последние слова взбудоражили воображение, и там, где должна была бы образоваться полная пустота, забрезжил дразнящий огонёк тайны. Даже в том подавленном состоянии, в котором я находился, нахлынувшие вопросы не давали окончательно погрузиться в отчаяние. Кто были мои родители? Какие причины вынудили их расстаться со своим ребёнком? От кого до последнего мгновения защищала меня мама?

И, наконец, что за Цепь у меня на груди?!

Потрогав украшение, я невольно заинтересовался им. Цепь из тусклого, неизвестного металла была тяжёлая, явно старинная. От неё исходило ощущение приятного тепла. Сложно переплетённые звенья покрывала вязь замысловатого узора. Руны, знаки, символы? Я приподнялся, и цепочка легко скользнула на грудь, словно живая. При этом я почувствовал словно ласковое прикосновение.

Я поднял голову. Отражение в зеркале напротив встретилось со мной взглядом – худощавый, пепельноволосый, светлокожий парень. На общем фоне неожиданно ярко выделяются глаза – из-за обрамляющих их длинных тёмных ресниц. Зелёные глаза, которые мама называла изумрудными.

Мама была миниатюрной жгучей брюнеткой. Я ни капельки не походил на неё – высоченный и очень светлый. Летом волосы выгорали аж до белоснежных прядей, вызывая восторг у противоположного пола, зато к коже загар не лип никогда, хоть валяйся на пляже часами. Мы забавно смотрелись рядом – особенно когда я вымахал и возмужал. О причине такой несхожести я услышал один-единственный раз – пару лет назад, когда, с нежностью глядя на меня, мама восхищённо выдохнула: вылитый отец! Больше она не упоминала о нём ни до, ни после. Мне не рассказывали красивых сказок о геройски погибшем муже. Да, по правде говоря, я и сам с детских лет обходил эту тему стороной.

Я не люблю ворошить прошлое. Меня вполне устраивало настоящее. Оказалось, я не знаю ни того, ни другого… Теперь я пытался по-иному оценить то невольное признание.

В зеркале отражался, без ложной скромности, довольно привлекательный парень. Прямой нос, ровные брови, аккуратный рот, упрямый подбородок с еле заметной ямочкой. Так выглядел, если верить маме, мой настоящий отец. А та женщина, что родила меня двадцать лет назад – какая была она?

Мои мысли снова и снова возвращались к последним словам мамы. Были ли они правдой? Я привык доверять ей. Никогда – даже в детстве – она не обманывала меня ни в большом, ни в малом. Если надо было принять лекарство, она откровенно говорила, что оно горькое. Когда я дрался, честно предупреждала, что будут синяки. Вряд ли она поступила бы иначе, особенно перед смертью. Другое дело, если она бредила…

Но нет, я слишком хорошо помнил её серьёзный, взволнованный, требовательный голос. Она прекрасно понимала, что говорит. Значит, что-то заставляло её до последнего момента умалчивать о неведомой опасности, подстерегающей меня на пути – куда?! Обратно в университет?