Перрин что-то тихо пробурчал о всяких глупостях. Тайренцы и кайриэнцы телом и душой были преданы Фэйли, и для них мало значило то, что он – ее муж. Айрам, может, чересчур ревностно относился к охране Перрина, но он, по крайней мере, свою опеку распространял и на Фэйли. А эти!.. Проходя в палатку, Перрин чувствовал на себе взгляды юных остолопов. Фэйли шкуру бы с него спустила, прознай она, что он надеется, что они
В просторной и высокой палатке, на цветастом ковре была расставлена мебель, которую возили с собой повсюду, включая большое зеркало в тяжелой раме. За исключением окованных медью сундуков, накрытых вышитыми скатертями и приспособленных под столы, в обстановке, от умывальника до зеркала, господствовали прямые линии и яркая позолота. От дюжины ярко горящих светильников в шатре было светло – к тому же гораздо прохладнее, чем снаружи; из-под свода палатки свисала пара шелковых драпировок, на вкус Перрина излишне ярких и со слишком правильным узором – ряды птиц и цветов. Добрэйн снарядил их в путь точно кайриэнскую знать, хотя самое «худшее» Перрин ухитрился «потерять». Например, огромную кровать, для перевозки которой потребовалась бы целая повозка. И кто путешествует с такой нелепицей?
В шатре сидели Фэйли и Майгдин, в руках у них были серебряные чеканные кубки. Вид у обеих был дружелюбно-настороженный – на губах улыбка, а в глазах острый блеск, точно прислушиваются к чему-то, скрытому за словами, и не скажешь, что случится в следующее мгновение: то ли в объятия бросятся, то ли за ножи схватятся. В отличие от большинства женщин, Фэйли вполне могла схватиться за нож. Майгдин, умытая и причесанная, выглядела посвежевшей. На маленьком столике с мозаичной столешницей были расставлены кубки и высокий, подернутый влагой серебряный кувшин, от которого исходил мятный запах травяного чая. Обе женщины оглянулись на вошедшего Перрина, и на мгновение на их лицах возникло почти одинаковое выражение: холодное удивление неожиданному вторжению и неудовольствие оттого, что беседу прервали. Хорошо хоть лицо Фэйли сразу же смягчила улыбка.
– Мастер Гилл рассказал мне вашу историю, госпожа Дорлайн, – сказал Перрин. – Для вас настали тяжелые времена, но будьте спокойны, здесь вам ничто не грозит.
Женщина пробормотала слова благодарности, но пахло от нее настороженностью, а глаза пытались читать по его лицу, словно по книге.
– Майгдин также поведала мне их историю, Перрин, – сказала Фэйли, – и я сделала ей предложение. Майгдин, вы и ваши друзья утомлены месяцами скитаний, к тому же, как вы говорите, перспектив никаких. Поступайте ко мне на службу. Я приму вас всех. Плачу я хорошо и со слугами не строга.
Перрин одобрительно кивнул. Если Фэйли хочет потешить себя и приветить бездомных, он тоже не прочь им помочь. Может, с ним они будут в большей безопасности, чем до сих пор.
Поперхнувшись чаем, Майгдин чуть не выронила кубок. Она заморгала, глядя на Фэйли, промокнула подбородок украшенным кружевами льняным платочком. Кресло ее скрипнуло, когда она повернулась – вот уж странно! – к Перрину.
– Я… благодарю вас, – наконец медленно произнесла Майгдин. – Думаю… – Она еще несколько мгновений рассматривала Перрина, и ее голос стал громче. – Да, благодарю и принимаю ваше предложение. Мне нужно поговорить со спутниками.
Встав, она помедлила, потом выпрямилась и сразу, широко раскинув юбки, присела в реверансе, который сделал бы честь любому придворному.
– Я постараюсь хорошо вам служить, миледи, – произнесла она. – Позвольте удалиться?
Фэйли кивнула, и Майгдин вновь присела в реверансе, а перед тем, как повернуться, отступила на два шага! Перрин почесал бороду. Она вела себя точь-в-точь как те, кто расшаркивался перед Перрином всякий раз, как его видел.
Не раньше чем входной клапан опустился за Майгдин, Фэйли поставила свою чашу и засмеялась, задрыгав ногами:
– О-о-о, Перрин, она мне нравится! В ней есть характер. Готова поспорить, она подпалила бы тебе бороду из-за тех знамен, если б я тебя не спасла. О да. Характер!
Перрин хрюкнул. Вот только этого ему не хватало: еще одна женщина, чтобы ему бороду подпаливать.
– Я пообещал мастеру Гиллу позаботиться о них, Фэйли, но… Угадай, о чем попросила Лини? Она хочет, чтобы я поженил Майгдин и того парня, Талланвора. Просто взял и поженил! Заявила, будто того им и хочется.
Он наполнил чашу чаем и почти упал в кресло, в котором сидела Майгдин. Кресло застонало под нежданной тяжестью.
– Во всяком случае, это еще самая меньшая из моих забот. Мастер Гилл сказал, что шончан захватили Амадор, и я верю ему. О Свет! Шончан!
Фэйли сложила руки, глядя перед собой поверх кончиков пальцев.
– Может, оно и правильно, – задумчиво протянула она. – Слуги из семейных надежнее холостых. Пожалуй, я это улажу. И Бриане тоже замуж отдадим – за того здоровяка. Глаза у нее так светятся, когда она на него глядит! Знаешь, если мы их не поженим, сами потом намаемся: слезы, упреки, ссоры…
Перрин уставился на нее.
– Ты что, не слышишь? – вымолвил он. – Шончан захватили Амадор! Шончан, Фэйли!