Во время теоретических занятий и лекций я по привычке рисовал шаржи на наших ребят и преподавателей. Стасик заметил это и заинтересовался: как человека талантливого его привлекал всякий талант. Он потащил меня в кабинет профессора Терновского:
— Сергей Дмитриевич, у нас есть свой художник. Посмотрите его зарисовки.
Терновский рассматривал шаржи и посмеивался в усы. Он тогда работал над вторым изданием своего учебника:
— Могу я вас попросить сделать несколько иллюстраций в мой учебник?
Я был польщен и сделал все по его просьбе. Профессор остался доволен, их напечатали, и он подарил мне книгу со своей подписью — большая честь. Так я впервые стал медицинским иллюстратором и потом всю жизнь делал рисунки для своих и чужих статей и книг.
Стасик доверительно мне сказал:
— Знаешь, наш старик давно мечтал иметь в клинике художника для иллюстраций. Я уверен — он возьмет тебя на работу.
Я обрадовался — остаться на работе в клинике детской хирургии в Москве я даже не мог мечтать. Еще больше обрадовались мои родители, которые уже грустили в преддверии моего возможного отъезда в провинцию. Но и делиться этой возможностью со своими однокурсниками я, из осторожности, не стал.
Со Стасиком Долецким мы с тех пор стали друзьями, и наша дружба продолжалась сорок лет — до самой его смерти. Он рано стал профессором, но Терновский его в клинике не оставил — он видел в нем конкурента. С годами Стасик вырос в самого крупного детского хирурга, написал много медицинских книг, и я часто делал иллюстрации к ним.
В субординатуре мы переживали первые психологические удары жизни хирургов. Трехлетнюю девочку сбила на улице машина. Скорая помощь привезла ее к нам в Филатовскую больницу. Девочка была в состоянии глубокого шока, хотя на ее маленьком тельце не было видно никаких повреждений. Лицо ее было абсолютно обескровленное, белые веки с нежными голубыми прожилками чуть заметно трепетали. Очевидно, у нее было какое-то сильное внутреннее кровотечение.
Мы кинулись к девочке, наклонились над ней, пытались прощупать ее пульс — на руках, на шее. Уже пульс не ощущался, наступал тот самый жуткий момент… Сестры бежали к нам с растворами и иголками. Неожиданно девочка открыла глазки, ясные и чистые, какие бывают на картинах у ангелов, да и то — только у ангелов Рафаэля. Взгляд ее был направлен не на нас и не блуждал вокруг, ища маму. Ее взгляд уходил куда-то в такую даль, которую мы, живые, различить не могли. Рот девочки приоткрылся, и мы наклонились еще ближе — прямо к лицу. Нас как магнитом тянуло видеть и слышать — что это? Мы ждали — ждали чего? Да-да, нас притягивала к себе загадка умирания. И мы услышали детский голос, она тихо сказала:
— Я умираю, — и умерла…
У такого маленького ребенка было уже понимание смерти! Могли ли мы оставаться спокойными в тот момент? Наши девушки рыдали навзрыд, и у всех нас, молодых мужчин, в глазах были слезы.
Накануне Нового года в нашей молодой компании был праздник — поженились, наконец, мои друзья Вахтанг с Марьяной. Пять лет они были вместе, их любовь проходила у нас на глазах и была известна всем на курсе, мы дразнили их за то, что они «тянули резину». Но куда и на что они могли бы жениться: Вахтанг жил в общежитии и все, что имел, это крохотную стипендию. Марьяна жила в одной комнате с мамой и теткой.
Свадьбу мы отпраздновали в той самой ее комнате. Мы были молоды и веселились напропалую:
— Горько, горько! — чтобы они еще и еще целовались.
Но на первую брачную ночь Вахтанг пошел к себе в общежитие. Мы провожали его толпой по заснеженным улицам и всю дорогу острили по поводу такой «брачной ночи». Наверное, ему было грустно, но он был добродушный человек и на нас не сердился.
Наступал 1953 год — год наших больших ожиданий.
Заговор врачей-отравителей
13 января русские всегда празднуют наступление «старого Нового года». Русская церковь не приняла фигорианский календарь, которым пользуется весь мир, потому что после революции его приняла власть «советских безбожников». Церковные каноны оставили для верующих более древний юлианский календарь, отстающий от мирового на тринадцать дней. По традиции русские любят отмечать Новый год второй раз после регулярного праздника — в день 13 января. Это их сугубо собственный праздник. И тут уж они дают волю своему любимому разгулу — пьянству: Россия гуляет! В этот типично старорусский день советское правительство любило возбуждать людей какими-нибудь реакционными сообщениями в газетах и по радио. Тонкая психологическая провокация была важна для ответной реакции возбужденного пьянством населения.