Путь хирурга. Полвека в СССР

— Есть только одно последнее средство — перелить ему свежую кровь, прямо от донора. Это помогает. Но у него первая группа крови, и нужен «свежий донор» с такой же группой. Где его возьмешь?

У нас с Вахтангом была первая группа, мы переглянулись:

— У нас первая группа, мы дадим свою кровь.

Амбарцум удивился, а Василий Иванович пытался нас отговорить:

— Вы, ребята, вот что: вы не горячитесь, подумайте. Такой способ, конечно, есть, но ведь это его не наверняка спасет — это только попытка.

— Все равно — мы хотим дать свою кровь.

В операционной нас по очереди положили на каталки, параллельно с больным Амбарцум наладил систему перекачивания крови и вставил в вены нам и больному толстые иголки.

Мы лежали и смотрели, как он с операционной сестрой Верой выкачивали из нас по триста кубических сантиметров крови и тут же перекачивали больному. И действительно, кровотечение остановилось. Все в операционной радостно переглянулись, Амбарцум крепко пожал нам руки, Василий Иванович улыбался в усы, а операционная сестра сказала:

— Спасибо вам за доброе дело. Вы будете хорошими докторами.

Нам дали два свободных дня — гулять на свежем воздухе. Девушки подкармливали нас маслом и сметаной с базара — даже сделали перерасход. А больница заплатила нам по сто пятьдесят рублей, как полагалось донорам. Это была бы неплохая подмога общему бюджету группы, но мы узнали, что нашему больному нужны антибиотики, а их в больнице нет. Зато в железнодорожной аптеке они были. Мы пошли и на те деньги купили антибиотики. Девушки сначала было даже рассердились, но, узнав, сказали:

— Молодцы, правильно сделали. А что сказал вам этот ваш, как его — Амацур? — они так и не научились произносить имя Амбарцума, да еще с отчеством — Саркисович.

К нашей радости, больной поправлялся с каждым днем. В больнице на нас смотрели с уважением, операционная сестра нам улыбалась. Но мы с Вахтангом героями себя не чувствовали — если было у нас удовлетворение, то только тем, что мы исполнили наш врачебный долг. И я так и записал в производственном дневнике: «Этот случай был для нас главным уроком практики: бороться за жизнь больного надо всеми средствами до самого конца».

По воскресеньям в городе был базар: со всего района на базарную площадь съезжались подводы с товаром. Это было живописное зрелище — хотя и без большого выбора, но там продавали все, чего никогда не было в магазинах: овощи, зерно, кур, гусей, уток, мед, коз, баранов, коров, льняные ткани, шерсть и разную сельскую утварь. Девушки велели нам купить мешок картошки. Мы «толкались» по базару и увидели, что с одной из подвод продавался большой белый красавец-гусь. И недорого — всего за тридцать рублей. Павел Шастин предложил озорную идею: купить гуся и удивить наших девчат. Действительно, это было бы совершенно необычно для нас, горожан.

— Где мы будем его держать?

— Пусть живет с нами в комнате. По вечерам будем выносить его на луг и пасти.

— Он убежит.

— Мы привяжем его за лапу, на длинную веревку.

— Ну, а что потом?

— Потом, перед концом практики, зарежем и зажарим.

Я предложил:

— Давайте назовем его «Амбарцум Саркисович», может, так девчонки усвоят это имя.

Это всем понравилось. Мы решили и купили. Появились мы в общежитии, Павел тащил огромного гуся, зажав его под мышкой и придерживая за грудь другой рукой. Гусь вертел головой и норовил клюнуть его в лицо. Девушки глазам не поверили:

— Что это, для чего, зачем?

— Купили гуся — вам в подарок.

— Вы с ума сошли! Кому нужен гусь?

— Вам.

— Нам? Для чего?

— Мы назвали его «Амбарцум Саркисович», будем его выкармливать, и вы станете повторять это имя и приучитесь, наконец, произносить имя хирурга.

— Нет, вы, мальчишки, все-таки дураки!..

Гусю отгородили угол в нашей комнате и кормили его зерном. От нового соседа исходила вонь. Девчонки, когда приходили к нам, затыкали носы:

— Ну и вонища у вас!

Тогда мы выпускали гуся из-за загородки, он, важно покачиваясь, выходил. Мы начинали нагонять его на девчонок — он махал крыльями и гоготал. Они его боялись, больше всех трусила Инна Гурьян. Она бегала от него вокруг стола, а я гонял его за ней и приговаривал:

— Скажи — Амбарцум Саркисович, скажи — Амбарцум Саркисович…

Так, наконец, мы приучили их произносить это имя.

В Бежецке я скучал по Дине. Телефонная связь оттуда была слишком неналаженной, я писал ей открытки. Уже год длилась наша счастливая связь и не была секретом для нашей группы, хотя я никому Дину не показывал. Я предвкушал возвращение — после практики мы должны были вместе ехать в дом отдыха на Черном море. Родители, с обеих сторон, способствовали нашей связи и купили нам путевки. Было довольно очевидно, что такая любовь может перерасти в женитьбу. Но я был слишком молод, и мне и без того было хорошо. Как многие молодые мужчины, я об этом не задумывался.