Путь к звёздам

   Навьюченный найдёныш тяжело дышал и даже пошатывался - рюкзак был нелёгким - и груз скинул с явным облегчением. И остался стоять на месте, вроде бы глядя в пол - но в то же время явно озираясь. Вовка, раздеваясь, бросил на незваного-нежданого гостя взгляд и усмехнулся - любопытство у него всё ещё сильнее страха, хорошо.

   - Ты говорить умеешь? - спросил он ставя на печку, которая ещё не успела прогореть, цинковый таз и наливая в него ту воду, которая оставалась в принесённой в прошлый раз бутыли. Вопрос когда-то мог бы показаться глупым. Когда-то - да. Не сейчас.

   - Да, - раздался еле слышный писк из тряпок.

   - И меня понимаешь, всё понимаешь, что я говорю? - Вовка подошёл ближе, всмотрелся в лицо ребёнка.

   - Да, - вроде бы кивок.

   - Тогда раздевайся. Тебя надо вымыть... Быстро раздевайся, я сказал! - повысил Вовка голос, видя, что тот испуганно медлит...

   ...Одежда на мальчишке - это оказался мальчишка - разваливалась под пальцами. И была мала, а для тепла использованы всякие накрученные тут и там тряпки. Видимо, он не снимал её уже давно. Нижние штаны были мокрые - описался от страха там, на складе. Вовка покривился, но без особой брезгливости, скорей по привычке. От найдёныша в тепле начало отвратительно вонять, но это был запах не болезни какой-то, а просто предельной запущенности.

   Мальчишка был невероятно, ужасающе грязный и ещё - ещё вшивый. Длинные волосы, намертво сбитые в сплошную густую массу, кишели этими тварями. Но, хотя и голодный - не истощённый. Видимо, ему тоже повезло с едой, а когда она кончилась - ясное дело, выполз искать ещё. И не нашёл, где ему... Хотя - ха, нашёл как раз... Как ещё с ума не сошёл или не одичал совсем. Хотя мелкие - им сходить особо не с чего.

   Вшей подхватить - вот этого Вовка побаивался сильно. У него их никогда не было, даже в самые тяжёлые дни, и начинать знакомство он не собирался. Поэтому первым делом просто-напросто обрил пацана наголо станком, поставив его на свету около открученной почти на полную мощность лампы и внимательно глядя, чтобы ни одна тварька никуда не уползла. Потом старательно упаковал рваньё и состриженные колтуны в мыльной пене в плотный пакет - и вышвырнул его в коридор. Мальчишка стоял на том месте, куда его поставил Вовка, вздрагивал и переминался с ноги на ногу. Молчал, только иногда хлюпал носом - не от простуды, от страха, наверное.

   - Холодно, - наконец робко выдохнул он. Вовка хмыкнул, попробовал пальцем воду, вытер палец о штаны и спросил:

   - Ты человечину ел?

   - Нет, - мотание головы, не поспешное, а скорей испуганное и искреннее. - Я консервы ел. Там много было. И такие в пакетиках... сухие палочки и завитушки. И печеньки.

   - Ясно, - Вовка не стал уточнять, где это "там", потому что раз пацан оттуда вылез в жуть снаружи - значит, "там" уже ничего не осталось. - А с тобой был ещё кто-нибудь?

   - Неееет... - выдох и всхлип.

   - Ладно, тоже ясно... - Вовка опять побулькал пальцем в тазу. - Сам сможешь вымыться?..

   ...Им двигала вовсе не доброта или гуманность. Пятнадцатилетний подросток, который потерял всё на свете, включая привычный мир... а потом потерял и тот мир, который пришёл было привычному на смену - и попал, похоже, в ад... а потом убил двух ровесников и ровесницу - которые, впрочем, пытались втроём убить его, так что всё логично... и ещё много кого убил, от крыс до взрослых убийц... - так вот, такой подросток не будет маяться добротой или гуманностью.

   Нет. Странно, но им двигало чувство, редко встречавшееся у его сверстников в чистом виде - рационализм. Голый рационализм.