Путь к Золотистой

Тут нужно сказать, что мальчишек в почти полностью покинутом людьми последнем диверианском посёлке, осталось только шесть человек. А нашего с Серёгой возраста не было никого. Остальные мальчишки были, по нашему общему с Серёжкой мнению, салагами, в возрасте от пяти и до восьми лет и, если говорить честно, всерьёз я их не воспринимал никогда. Наверно потому, что они вообще не помнили жизни наверху, а знают один только этот подземный посёлок, где стерильный, всегда теплый кондиционированный воздух и мягкий, не слепящий глаз, искусственный свет. Они не знают, что такое настоящий ветер, потому что никогда не ощущали его на своей коже, что такое настоящий дождь, потому что никогда не попадали под него. И они никогда не видели собственными глазами настоящего, теплого и живого солнца, а если и видели, то не помнят об этом. И они не знают, да и не могут знать, каково бывает человеку, который когда-то видел солнце и снова хочет его увидеть, не на холодном экране, не через линзы и зеркала перископа, а своими собственными глазами.

– Снова ты, Вик, ничего не хочешь, - сказал Серёжка тихо, почти шёпотом.

В ответ я отрицательно мотнул головой, немного виновато улыбнулся, и тихо сказал:

– Я хочу увидеть солнце, Серёж, очень хочу.

Серёжка ничего не сказал в ответ, а только посмотрел мне в глаза. И без всяких слов было понятно, что он так же, как и я, до боли тоскует по солнцу, небу, ветру и дождю. И тогда я сказал ему то, что услышал от взрослых сегодня утром, в разговоре вовсе не предназначавшемся для моих ушей:

– Знаешь, Серёж, сейчас у нас на Дивере почти что зима, оба солнца в соединении.

– Сейчас у нас зимы не бывает, - отмахнулся Серёжка, - сам знаешь, там наверху одно только чудовищное лето.

– Пусть это и не настоящая зима, но не всё ли нам равно, настоящая или не настоящая. Планета понемногу уходит от красного солнца и потихоньку остывает. Сейчас перед рассветом температура падает почти до сорока градусов. Ну а сорок - это же, Серёж, вообще ерунда после тех двухсот, что были полгода назад, мы бы сейчас смогли выйти наверх просто вот так, без скафандров.

В глазах у Серёжки тотчас же загорелся ясно различимый огонёк любопытства, он меня прекрасно понял. Понял и то, чего я сейчас хочу и, слегка улыбнувшись, спросил:

– Ну и когда мы с тобой пойдём?

– Наверно можно было бы попробовать завтра, перед самым рассветом, - поделился я с ним своим только что придуманным планом.

– А когда у нас сейчас рассвет? - поинтересовался он.

– Полчетвёртого ночи или что-то около того, не раньше. Нам придётся выходить за час до рассвета.

– Нужно будет взять с собой накидки из металлки, воды побольше и по фонарю.

– Фонари можно и не брать, наверху нам и без них будет светло. Ирра сейчас почти полная, да и вообще всё небо светится, красное-то солнышко всё ещё очень близко, мы до сих пор не вышли из его внешней короны…

– Вик, а шифры замков ты не забыл?

– Конечно, не забыл. Но не оказалось бы так, что их уже сменили.

Шифры замков я сумел выведать ещё полгода назад, сразу после того, как ушел на Терцию последний звёздный транспорт. Тогда мы с Серёжкой стащили со склада по скафандру, и всерьёз собрались выбраться наверх. Но это приключение завершилось, даже не начавшись как следует. Включив скафандры, мы, сами того не зная, вместе с ними включили и маяки-ответчики, которыми они оснащены. А по сигналам маяков, тотчас же появившимся на диспетчерском экране, нас без промедления выследили и перехватили. И солнца мы тогда так и не увидели…

Серёжка поёрзал в кресле и спросил, искоса взглянув на меня:

– Мы ведь тогда до дверей так и не дошли, откуда им знать то, что и шифры нам известны, и зачем возиться, меняя их. Вот только бы и сейчас не перехватили?

– Не должны, Серёж, мы же не будем надевать скафандры. Да и к тому же, по-моему, у них сейчас и без нас забот хватает. Лишь бы самим себя не выдать, тогда уж точно перехватят.