Путь к Цусиме

"Пройти нашей эскадре во Владивосток с победой и овладеть морем[109] — нельзя и думать! Можно ей только проскочить!.." Так думали оптимисты, к числу которых принадлежал, конечно, и сам адмирал. "Проскочить" задумали под покровом густого тумана, идя по кратчайшему пути через Корейский пролив. Надеяться на это значило, однако, ни во что не ставить трезвую бдительность, энергию, ловкость и пронырливость нашего противника. А разве это было возможно? К тому же и все даже чисто внешние преимущества были на стороне японской эскадры: она их имела и в скорости хода, — это мы знали; она была более однородна по своему составу в отдельных отрядах, — это мы испытали на опыте в сражении 28 июня 1904 г.; она не сделала кругосветного перехода кто в 30.000 верст, кто в 14.000 в.; она не обросла ракушками и водорослями на стоянках под тропиками в течение трех с половиной месяцев, — это мы хорошо знали; японская эскадра чинилась, и персонал ее имел передышку в течение девяти месяцев; а наша эскадра в походе и на стоянках все время только ухудшалась в своих качествах, и наш персонал физически и морально был измучен; измучен и трудностями перехода, и климатическими переменами, и томительной неизвестностью, и постоянным страхом пред минными атаками, которых в походе ждали непрерывно с часу на час, — и это мы знали отлично. И тем не менее мы готовились не к бою при наиболее благоприятных для нас условиях, а только к тому, чтобы как-нибудь проскочить… Только эта задача кому-нибудь из всей эскадры как-нибудь проскочить и была с грехом пополам выполнена нашей Цусимской эскадрой.

Взявшись за решение этой задачи, мы забыли о транспорта, мы забыли, что в состав боевого ядра у нас должны были входить такие старые тихоходы и "самотопы"[110], как "Николай І-й", "Сенявин" "Апраксин", "Ушаков", "Сисой Велйкий", "Наварин" и др., которые, когда они были новыми и в исправном виде, работая хорошим углем, могли развивать на пробе скорость не более 12–14 узлов в час. Но это было давно и только на пробе[111]… С тех пор они уже успели перейти в разряд старья; оно было мало полезно и в бою, и в отряде, который задумал бы "проскочить".

Да не только "проскочить" во время боя не могла наша эскадра, ей не под силу было развить порядочный ход даже и на мирных переходах в открытом океане: она не могла этого сделать из-за постоянных поломок то в машине, то в руле, и не только у изношенного и пораздерганного старья, — вроде "Сенявина" или "Сисоя", а и у новых броненосцев, как "Бородино", "Орел".

Вокруг Африки до Мадагаскара, еще не обросшая ракушками эскадра, шла в среднем со скоростью 10 узлов в час; а от Мадагаскара пошли уже со скоростью восьми узлов, а местами она опускалась и до 5 узлов[112]; на этом последнем переходе эскадра должна была останавливаться 112 раз из-за поломок в машинах [113].

Трудно было незаметно "проскочить" нашей эскадре не только из-за ее тихоходов и транспортов, но также и благодаря плохому дымному топливу, которым, "соблюдая экономию", как напишется об этом в реляциях, снабдили нашу эскадру: Японцы покупали лучший бездымный кардифский уголь по 13 шиллингов за тонну, a мы ухитрялись приобретать плохой валлийский уголь по 138 шиллингов за тонну[114]; да и условия для судов-угольщиков были составлены так неудачно, что этим судам гораздо выгоднее было на пути следования их на Д. Восток как бы попадаться Японцам и считаться захваченными ими; тогда они получали для себя от нас более выгодную премию…

Подходя к Мадагаскару, транспорт "Камчатка" получил однажды около 150 тонн никуда не годного угля, не мог поддерживать более паров и начал заметно отставать от эскадры. Командир транспорта сигналами просил разрешения выкинуть этот негодный уголь за борт[115], чтобы скорее добраться в угольных ямах опять до хорошего угля. Адмирал же в падении паров усмотрел злой умысел; угля выкинуть он не разрешил, а "позволил выкинуть за борт только злоумышленника"…

Некоторые угольщики доставили нашей эскадре на Мадагаскаре такие сорта угля, с которыми нередко происходило самовозгорание… Хорошо еще, что этот[116] "проклятый уголь немецкой доставки" попал также и на флагманский корабль, где тушение его паром происходило перед глазами начальства; и поэтому для "злоумышленников" ничего жестокого не было придумано и не было провозглашено адмиралом. Приходилось только тратить этого горелого и тушеного паром угля процентов на 20–30 более против нормы.

На основании данных, полученных мною от наших товарищей, благополучно вернувшихся из-под Цусимы, нужно впрочем оговориться, что "механическая часть в нашем флоте стояла все-таки выше всего остального; 12-узловым ходом на коротких переходах доползали и ходили даже и такие "калоши", как "Наварин" и "Сисой", для которых, по отзывам механиков, такой ход считался только пробным".