Ричард Коллинз, бывший сержант разведывательного подразделения морской пехоты США, чувствовал себя отвратительно. Впрочем, такое состояние у него сохранялось уже третью неделю, сразу после того случая, когда он забрел в область повышенного радиационного загрязнения. С тех пор все его существование превратилось в сущий ад и лишь его природная стойкость и воля не дали ему совершить то, что представлялось избавлением от страданий. Час назад в очередной раз его вырвало и жуткий спазм в животе был таким сильным, что он сам удивился собственной стойкости, потому как впервые не потерял сознание от боли. Недавно у него стали выпадать волосы, а цвет лица приобрел нездоровый бледный оттенок, подобно мертвецу. Правда сам Коллинз давно смирился со своей участью и даже если он и выберется отсюда, то жить ему останется недолго да и то, если попадет в хороши руки. Может в военно-морском госпитале в Норфолке, думал он. Вроде бы там есть толковые специалисты. Но как его туда доставят и что он скажет? Бродил по окрестностям Фукусимы? Коллинз усмехнулся и тут же его лицо исказила гримаса боли, а он согнулся в эмбриональной позе от сильного спазма в животе. Не светит ему Норфолк, признался Коллинз себе. В лучшем случае засунут в какую-нибудь военную базу под присмотр местного врача, которому доходчиво объяснят про избегание всяческих вопросов, в духе: "Где с вами могло такое произойти?". Ему просто поручат делать свою работу да помалкивать. А в один прекрасный день - Коллинзу непременно хотелось, чтобы это был солнечный день - когда к нему зайдут в изолированную от всех палату, то обнаружат его мертвым на больничной кушетке. Ему, как и любому человеку, не хотелось умирать, тем более вот так, словно собака, над которой провели некий чудовищный и неудачный эксперимент. Он твердо для себя решил, что не воспользуется своим пистолетом. Хоть ему пришлось в своей жизни повидать много смертей, эти кадры не превратили его в бесчувственное существо, напротив, он еще больше понял ценность жизни и ни за что не стал бы по своей воле с ней расставаться.
Тело Коллинза все ломало и боль стала неотъемлемой составляющей его существования. Порой ему казалось будто она была всегда с первого дня рождения и он чувствовал, как начинает привыкать к ней. В те счастливые минуты, когда страдания становились не такими сильными, бывший сержант однажды шутливо заметил своему напарнику Майклу, что боль оказалась куда верней, чем его бывшая жена. Во всяком случае, теперь она была его неразлучной спутницей. Сейчас он просто лежал на сложенной из подручных средств "кровати", напичкав себя целой кучей антирадиационных препаратов. Кроме боли его спутницей была и тишина, ведь к зараженному по очевидным причинам практически никто не заходил, за исключением тех раз, когда ему приносили еду или лекарства. Сейчас через закрытую дверь доносились только размеренные шаги часового или обрывки чьих-то разговоров, но в этот раз звук, который он услышан, не походил на остальные. Где-то неподалеку что-то тяжело упало и Коллинз насторожился. Проведя здесь немало времени, вся обстановка стала ему знакомой, как для дирижера, досконально знавшего собственный оркестр. Поэтому любой нетипичный звук был для него как фальшивя нота для музыканта. В одно мгновение у морпеха обострилось притупленное чувство опасности, он вновь в полной мере осознал где находился. Встать оказалось не просто, но приложив немалые усилия, Коллинз все же поднялся на ноги и с трудом сумел добрести до двери, чтобы прислушаться. Справа были слышны чьи-то тихие шаги, причем наймит совершенно точно определил в них принадлежность минимум двух человек. Но в этой части коридора был только один часовой, тогда почему там сейчас двое, да еще двигающихся так тихо? Первичное желание открыть дверь уступило осторожности, особенно когда шаги стали приближаться к его двери. Как бы не старались те, кто находился снаружи идти тихо, быть полностью бесшумными у них не получалось. И тут Коллинз в одно мгновение все понял: это спланированное нападение. Скорее инстинктивно, нежели полностью осознанно, наемник схватил дверную ручку и потянул ее на себя. Кто-то извне пару раз легко дернул дверь, но, видимо, решив, что он заперта бросил эту затею и пошел дальше. Теперь Коллинз нисколько не сомневался в своих выводах - на их базу произошло нападение неизвестного противника. Он, все еще продолжая держаться за дверную ручку, поднял с пола кусок толстой арматуры, найденной среди всякого строительного мусора и осторожно, без звона, вставил ее в ручку двери так, чтобы извне ее нельзя было открыть. Однако он давно не становился на ноги и непредвиденная трата энергии для его измученного организма ответила такой болью, что стерпеть ее стоя оказалось выше его сил. Поэтому, как только он отпустил ручку, наемник почувствовал потерю сил и резкий приступ, от которого Коллинз согнулся и медленно спустился на пол.
***