Путь к трону. Князь Глеб Таврический

Я шел уже около часа, постепенно мха становилось все больше, возникли оконца темной воды, и вскоре под ногами захлюпало, а впереди в лесу появился просвет. Но мне радоваться не пришлось – это было всего лишь топкое болото. Когда начал его обходить, собирая уже краснеющие ягоды брусники, наконец нашел то, к чему стремился: небольшой ручеек выбивался из-подо мха и, журча по камням, устремлялся в неведомые дали. Встав на колени, я приник губами к темной воде, пахнущей торфом, и сделал несколько глотков. Потом с удовольствием ополоснул лицо, исцарапанное ветками, и хоть на время избавился от паутины, собравшейся на нем и голове. Исколотые в кровь ноги щипало и саднило, но надо было идти вперед.

Лес стал понемногу светлеть, в нем начали появляться березы. На них с пересвистыванием, нисколько не боясь меня, перелетали рябчики, я же с унылой безнадегой наблюдал за ними. Внезапная идея, пришедшая в голову, заставила остановиться. Подойдя к высокой стройной березе, я с силой подрезал камнем кору и с его помощью стал винтом снимать узкую полосу бересты шириной сантиметра три.

Через час в моем распоряжении был пук берестяной полоски, и я добрым словом вспомнил своего давнего деревенского соседа деда Владимира Рожина. Когда-то, лет пятнадцать назад, отдыхая на даче, я углядел у него отличный берестяной короб и сразу напросился в ученики, желая научиться плести вещи из бересты. Дед не кочевряжился и сразу согласился помочь. В лес его пришлось везти на машине, потому как ходить он совсем не мог. Ехали мы недолго, погода была прекрасной, пригревало солнышко, и я, в отличие от меня нынешнего, был достаточно прилично одет. Мы заехали по глубокой колее в глубь березовой рощи, и, заглушив мотор, я помог Рожину выйти из машины.

Он уселся на ближайший пенек и слезящимися глазами оглядывал все вокруг и глубоко вдыхал лесной воздух, напоенный ароматом цветущего шиповника.

– Да, паря, наверно, последний раз вижу эту благодать, – вздыхал он, – спасибо тебе, что времени не пожалел.

Потом дед с кряхтением поднялся и ловко на этом же пеньке вырубил из стволика тонкого клена небольшой колышек. А затем показал, как таким колышком можно снимать витки бересты и потом сворачивать в гигантские шары, которые потом можно годами хранить для различных поделок. Когда будет нужно, надо всего лишь положить такой шар в теплую воду – и рабочий материал готов.

Так и сейчас, надрав полосок бересты, усевшись голым задом на гладкую теплую поверхность упавшего на прогалине ствола осины, я принялся плести лапти. Прямо скажем, нам только кажется, что это легко. Однако с третьей попытки, держа в уме дедовские наставления, все-таки удалось сплести подходящую обувку и, набив ее быстро высохшим на солнце мхом, надеть на свои бедные ноги, исколотые шишками, ветками и прочим лесным хламом. Попрыгав по мху, я проверил качество своего произведения. Конечно, это было совсем другое дело, я даже почувствовал на несколько секунд себя человеком. Но затем, критически оглядевшись, понял, что для «человека» мне не хватает еще очень многого. Поэтому я взял широкую ленту бересты, опоясал талию и скрепил эту ленту щепкой, а на нее приделал еще плетеный кармашек для камней, так, чтобы он хоть слегка прикрывал причинное место. Времени на все это ушло изрядно, и солнце склонилось на вторую половину дня, когда мне удалось вновь отправиться в путь. Сейчас, когда я мог уже более спокойно воспринимать окружающее, вернее, еще во время плетения обратил внимание, что почему-то очень неплохо вижу вблизи, а ведь буквально вчера мое зрение требовало очков в две диоптрии. А еще я просто не узнавал левой кисти руки: уродливые шрамы от когда-то полученных шальных осколков гранаты с нее исчезли.

Я шел вдоль ручья, по моим прикидкам, около двух часов; постепенно тот начал расширяться, появились небольшие заводи, в которых плескалась крупная рыба. Живот давно уже исполнял траурные марши, а когда я увидел, как из воды выскочила крупная форель в погоне за мухой, мой голодающий желудок чуть не свернулся в трубочку.

Побродив по окружающим зарослям, обнаружил тонкую сухую жердь, подходящую для моих целей, и потом час пытался заострить ее конец своими камнем. Все-таки я довел это дело до победного конца – не скажу, что кончик моего «копья» был как иголка, но палец им уколоть было возможно.