Митос молча смотрел, как меняется лицо МакЛауда, как он медленно оседает на диван.
Потом выпрямился, молча пересек комнату и подобрал камень. Даже у его цинизма был предел. Тех кошмарных минут он не смог ни забыть, ни простить, неважно, было это заслуженным наказанием или нет. И не пожелал бы такого даже злейшему врагу.
Он вернулся к дивану и, присев рядом, поднес камень на раскрытой ладони к лицу МакЛауда. Тот судорожно втянул воздух, как будто не дышал все это время, и открыл глаза.
— Возьми, — сказал Митос.
МакЛауд потянулся к камню; его трясло, руки плохо ему повиновались. Когда слабо светящийся камень оказался зажатым у него в кулаке, Митос встал и налил из графина на подзеркальном столике стакан воды.
— Пей.
Несколько крупных глотков окончательно привели МакЛауда в чувство. Митос про себя облегченно вздохнул, когда он поднял голову. В глазах его, позади еще не утихшей боли и ужаса, разгорался упрямый, злой огонек.
Митос вернулся на прежнее место — присел на спинку кресла напротив. МакЛауд помолчал, потом хрипло спросил:
— Что это было?
— Посмотри на камень, — сказал Митос. — Свет пульсирует в такт биению твоего сердца. Это часть твоей ауры, а ее нельзя разрывать. Если ты не сможешь вернуть камень, боль сведет тебя с ума.
— И что? — со злостью произнес МакЛауд. — Думаешь, я начну ползать перед тобой на брюхе?
Митос вздохнул:
— То, что я не хочу ломать тебя силой, не означает, что это невозможно в принципе. Но мне это и не нужно. Я уже сказал, чего хочу — чтобы ты успокоился и перестал со мной спорить. Ты сам себе делаешь хуже, Дункан.
МакЛауд вздрогнул в ответ на звук своего имени.
— От тебя не требуется ничего, просто сидеть тихо. Неужели это так трудно понять?
— Сидеть тихо? И только? А я было подумал…
Откуда у него взялись силы для насмешки?
— Отправляйся к себе, — сказал Митос, никак не реагируя на выпад. — Об остальном поговорим завтра.
МакЛауд с усилием поднялся на ноги. Посмотрел на камень, который до сих пор держал в руке.
— Ты думаешь, я когда-нибудь прощу тебе вот это?
— Тебе многому нужно учиться, Дункан МакЛауд.
— Не у тебя ли?
— Нет, я тебе в учителя не набиваюсь. Ступай.
Он пошел к выходу, но у самой двери обернулся снова.
— Я тебя ненавижу.
— Это твое право, — равнодушно ответил Митос.
Оставшись один, добавил уже про себя: «Теперь у тебя есть для этого основания…»
МакЛауд вошел в комнату, которой предстояло стать его жилищем, плотно притворил дверь и тяжело сел на кровать.
Как ему хотелось сейчас проснуться и понять, что все это было просто кошмарным сном — и поездка в монастырь, и Ричи, и вся эта нелепая история с камнем! Но ничего не исчезало.
Митос.
Даже думать о нем МакЛауду сейчас не хотелось. Было совершенно непонятно, как это чудовище могло так долго прикидываться другом. Теперь ничего, кроме ненависти и отвращения, МакЛауд к нему не испытывал. И так мерзко было осознавать, что этот ублюдок способен сделать с ним все — все! — что угодно!
Но что делать теперь?
Смириться и переждать МакЛауд даже не думал. Попытка выбросить камень очень наглядно показала, что его ждет в случае бунта. До сих пор он считал, что знает, что такое боль.
Что толку лгать самому себе? Если Митос даже просто пригрозит этим еще раз, у него не хватит духа спорить, потому что такого не вынести никому. Но как Старику удалось заполучить такую силу?
Вспомнив о пережитом ужасе, он снова вздрогнул и крепче сжал «украшение» в кулаке. Потом, спохватившись, надел его на шею. Нет, не так все просто! В любом случае, нужно суметь встретиться с Кассандрой и рассказать обо всем ей. Она упоминала о каких-то древних ритуалах, может, она знает, как можно освободиться от этого?
Страхи страхами, а усталость делала свое дело. Ночь накануне тоже была бессонной, потом — долгая дорога, и вечер.
МакЛауд разулся, лег на кровать и, вытянувшись, расслабился. Никакие голоса и призраки в дремотную тишину не вторгались, и незаметно для себя он провалился в глубокий, без сновидений, сон.
Митос еще долго сидел в гостиной. На душе у него было пусто.
МакЛауд никогда его не простит. Если выживет. Он знал это, продумывая план действий, и не думал, что ошибется. Но, чтобы победить, нужно идти вперед. Не оглядываясь.
Устав сидеть и смотреть в одну точку, Митос ушел в свою спальню. Зажег ночник, не раздеваясь, лег на кровать и уткнулся в подушку.
Наверно, он задремал. Сквозь сонную истому услышал голос. Голос обращался не к нему, но звучал отчетливо, призывая, обещая что-то — прекрасный, как пение сирен.
Сирен?
Задержавшись на тонкой грани яви и сна, Митос прислушался. Голос становился все отчетливее и вдруг разом потерял всю красоту, превратившись в холодный набор механических звуков, лишь слегка украшенный подобием пары музыкальных фраз.
Митос открыл глаза и рывком сел. Столь явственно «голоса» генератора он еще не слышал.
Когда, черт возьми, МакЛауд успел попасть к ним на крючок?! Он же даже не приближался к проклятому месту!
Выходит, что все это время он был вот под таким давлением? Как он вообще не сошел с ума?