Один из них выплеснул что-то по-французски. Недовольная физиономия говорил сама за себя. Я им мешаю. Второй попытался подхватить друга, но куда более в приятной форме, более любезно. Возникшее, между нами, недопонимание заставило его всколотить пару слов на итальянском, но промазав и тут, он решил стрелять наверняка:
– Английский? – я утвердительно кивнул и повторил вопрос, но спокойно и разборчиво, – неудивительно! Все сейчас на площади Святого Петра. Конклав должен выбрать нового Папу римского.
Французы отодвинули меня в сторону, чтобы я не стоял у них на пути, кто бы знал, кто еще у них стоит на пути и на что они готовы, чтобы сместить лишних?
– Хочешь, побежали с нами, только не тормози, ждать не будем!
Заманив меня своим живым интересом к процессу избрания, новые знакомые открыли дверь не только из отеля с приведениями, но и в новую жизнь с призраками. Знай бы тогда, что меня ждет за порогом, я бы вряд ли согласился еще раз его переступить. В моем случае непросвещённость лучше, чем боль, страх, предательство и отчаяние. Передо мной открылись ворота в ад, а я, глупая душа, прыгнул в котел бомбочкой…
По дороге мы бегло познакомились: тот, что был груб со мной звался Лоренто, а тот, что более дружелюбен – Камиль. Оба были из Франции, хотя второго трудно было бы назвать коренным жителем пятой республики из-за смуглой кожи и карих глаз, в которых помимо нераскрытого секрета об происхождении таилось еще что-то, что не давало оторваться от них. Вдруг меня охватило рвение заглянуть прямиком в душу и вывернуть все тайны наружу, подсознательно я ощущал, что там могло храниться нечто страшное, куда хуже, чем сама смерть. Тем не менее, эти ребята могли притянуть к себе скорее всего своим барством. Некий особый шарм исходит от друзей с такой крепкой связью, которая тянется на долгие десятилетия и извивается вокруг национальности, происхождения, финансового состояния и интересов. Такие друзья, как правило, знают о друг друге даже чуточку больше, чем каждый сам о себе. Они даже готовы пожертвовать собой. Они и пожертвуют…
Истинный уроженец Франции имел высокий рост. Слегка кучерявые волосы, голубые глаза и до неприличия картавый говор. Он часто хмурился и от этого волны, изрезавшие лоб, не сходили с лица. Еще мне показалось, что он нервничает, но поиск подходящей причины оборвался на мысли, что в такой день нервы шалят у всех ревностных католиков.
Второпях, Камиль, связывающее звено в нашей интернациональной компании, объяснил процесс избрания главы папского престола. Когда понтифик умирает, то его бальзамируют и хоронят в специальном саркофаге, не говоря уже о целой церемонии прощания. Далее собрание кардиналов – конклав, закрывается в Сикстинской капелле и под давлением знакомых им героев, созданных рукой Микеланджело, рассматривают кандидатов. Победителем считается тот, кто набрал две трети по тайному голосованию.
– Видишь! Все ждут белый дым, – когда мы добрались до переполненной площадки, Камиль указал на трубу, облепленную неимоверным количеством пустынных взглядов.
Француз не упустил из виду и несколько закулисных теорий, витающих вокруг папского трона. Не иначе как борьба за престол привела к тому, что за 2 с половиной года уже трижды рубили кольцо рыбака. Расследование ничего не могло показать по причине его отсутствия, а его стоило бы провести, ведь все трое вполне здоровых для своего возраста старика на отпевании были скрыты от посторонних глаз. Конспирологам только дай шанс, и они за него схватятся мертвой хваткой как голодные ищейки, но в этом случае простора для подозрений в нечистой политике было так много, что даже закоренелый и богобоязненный католик придастся вольнодумству.
По многочисленной толпе пробежался одобрительный рокот, через мгновение переросший в крик радости от счастья перед спасением. Из трубы Сикстинской капеллы вырвался источник благих вестей. Новый папа был избран на удивление с невероятной быстротой, что поспособствовало закладке еще одного кирпича в устоявшиеся слухи: «в Ватикане зародился страх перед могущественной силой». Вскинутые руки от счастья, признание в любви, слезы, в общем большинству было наплевать на глупые слухи, но не мне с новыми знакомыми. В тот момент я был слишком задумчив, чтобы уделить должное внимание словам Камиля: «Вот увидишь, старина, это будет последний папа».
Спустя неминуемо утекшее время и некоторые события эти слова тем же шепотом с нотками злостной уверенности эхом пронесутся в моей голове. Правда, смысл их приобретет уже менее прозаичный характер.
Толпа и так не утихала, но с появлением белой фигуры на балконе, завопила с новой силой. Такой приток бурлящей жизни я видел только на записи рок-фестиваля Live Aid с выступлением группы Queen. Папа римский поднял руки вверх, и люди ответили ему тем же. Он помахал и в ответ по площади пробежалась волна из ладошек. Никогда не мог подумать, что окажусь на фанатской трибуне Ватикана.