Сверху оказалась фотография Прийи в свадебном платье. Она стояла в саду рядом со скамьей, со всех сторон окруженная цветами. Ее поза была непринужденной и какой-то очень свободной, как будто Прийе нравилось быть собой, как будто она чувствовала себя идеально в собственном теле — Томас находил это совершенно неотразимым. Ее огромные карие глаза смотрели куда-то вдаль, кожа казалась особенно смуглой на фоне белоснежного наряда. Она улыбалась. На лужайке неподалеку играли дети, вспомнил Томас. Прийя всегда обожала детей.
Они поженились в Ривер-Фарм, большом поместье, раскинувшемся на берегу Потомака к югу от Александрии. Свадебная церемония получилась смешанной, межэтнической, и не удовлетворила никого, кроме жениха и невесты. После традиционной христианской церемонии они скрепили свой союз ритуалом саптапади, Семи Шагов, семь раз обойдя вокруг священного огня. Прийя прочитала молитвы на хинди и вступила в свою новую жизнь. Она вышла замуж за Томаса, невзирая на неодобрение своего отца. Томас вдруг подумал, уж не навлекло ли это несчастье на их брак.
Он отложил фотографию в сторону и взял следующую. Горе нахлынуло на него снова, так, будто все произошло только вчера. На снимке была изображена Прийя, держащая на руках трехмесячную Мохини, в парке Рок-Крик. Мать и дочь улыбались друг другу. Эта фотография девочки нравилась Томасу и Прийе больше остальных. Личико, покрытое сыпью первые два месяца, очистилось, кожа напоминала шелк. Огромные шоколадные глаза были широко распахнуты. Мохини выглядела такой живой, такой радостной…
По щекам Томаса потекли слезы, но он не стал вытирать их. В который раз он вспомнил то ужасное сентябрьское утро, когда они обнаружили девочку мертвой. Вспомнил леденящий душу крик Прийи, вспомнил, как он бежал наверх по лестнице, как пытался вырвать Мохини из рук обезумевшей Прийи. Кожа Мохини была холодной и влажной. Он попытался сделать ей искусственное дыхание, но это было бесполезно. В ушах Томаса еще выли сирены «скорой помощи», подъезжающей к дому; он словно наяву чувствовал запах отделения экстренной медицинской помощи — неживой и стерильный. Врачей, которые с профессиональной невозмутимостью ощупывали и осматривали маленькое тельце его дочери, Томас просто возненавидел. Объяснение так и не было найдено. Отчет коронера гласил: СВДС — синдром внезапной детской смерти. Мохини по неизвестной причине умерла, пока они спали.
Дежурный врач разрешил им провести наедине с дочерью пятнадцать минут — перед тем, как ее тело будет отправлено в морг. Комната была абсолютно голой. Прийя взяла Мохини на руки, прижала ее к груди и принялась петь мантры на хинди. Слушая ее голос, Томас ощутил потерю еще острее, если только это было возможно. В конце концов Прийя положила Мохини на белую простыню и в последний раз поцеловала ее. После этого она отвернулась и больше дочь не видела.
Томас закрыл коробку. Посидев немного, он встал и поднялся наверх, в детскую. Колыбелька по-прежнему стояла возле стены, над ней чуть шевелились яркие мобили. Все выглядело в точности так же, как в тот вечер, когда они в последний раз уложили Мохини спать.
Томас подошел к колыбели и потрогал полированные деревянные прутья. Он сделал кроватку сам. Не потому, что хотел сэкономить деньги, конечно. Ради Прийи. Он хотел доказать ей, что может сделать это, что — еще важнее —
Он опустился перед кроваткой на колени, уткнулся лицом в ее прутья, как будто хотел помолиться, и тихонько пропел припев из «Ты мое солнышко». Каждый вечер перед сном он пел это Мохини. Только теперь, повторяя знакомые слова, Томас осознал, что это и была молитва, молитва божеству, охраняющему детей, просьба защитить и оградить от всего дурного. Наверное, в случае с Мохини молитва не была услышана. На его глаза опять навернулись слезы.
— Прости меня, малышка. Прости. Я не сумел прийти к тебе на помощь. Я не знал, — прошептал он. Эта мысль не оставляла его со дня смерти Мохини.