— Главнокомандующий в Софии. Он извещен, — продолжал Шакир, по-прежнему меряя шагами палатку. — У него есть резервные войска. Со дня на день он ждет подкрепления. Ему и карты в руки. Только вот к чему все это приведет?.. Двадцать тысяч, говорите вы? Если эти двадцать тысяч окажутся в тылу моей армии, это будет самая настоящая катастрофа! — добавил он расстроенным голосом, и не столько смысл его слов и даже не их обилие, столь необычное для всегда сдержанного Шакира, а именно этот испуганный голос больше всего и самым неприятным образом поразил Бейкера.
— Отведите армию, — сказал он.
Шакир встретился с ним взглядом, но промолчал.
— Отведите, пока еще есть время, — настаивал Бейкер. — И пока у вас еще открыта дорога к отступлению.
— Но вам ведь известен категорический приказ главнокомандующего, дорогой друг! Надо ждать!
— Чего ждать? — не сдержав возмущения, воскликнул Бейкер. — Телеграфная связь с Софией прервана...
— Одному аллаху это ведомо, — сказал Шакир. — Уж как предначертано... — Он увидел ироническое выражение лица англичанина и взял себя в руки. — Я понимаю вашу озабоченность. В сущности, вы совершенно правы. Но вы живете в нашей стране, Бейкер, и должны знать, что тут все обстоит по-иному. Я не вправе этого делать. У меня приказ оставаться здесь.
— Но этот приказ для того, чтобы сражаться, а не для того, чтобы ждать и оказаться окончательно окруженными. Вы должны отвести людей, чтобы продолжать борьбу!
— Вы все еще ничего о нас не знаете, — с горькой усмешкой сказал Шакир. — Люди, борьба — все это не имеет у нас никакого значения. Никакого. Тут вам не Европа, генерал. Тут никто не ищет смысла, не рассуждает. Есть приказ от имени султана. От имени султана, — повторил он, остановившись в середине палатки. — Согласно нашим законам, такой приказ священен и может быть отменен лишь другим его приказом. А вы хотите отвести армию без...
— Я хочу спасти армию! — зло прервал его Бейкер.
«Бессмысленно, надо уходить, — думал он. — Я буду сражаться, сколько смогу. И кто может мне помешать после этого отойти с моими войсками на юг? А эти пусть себе ждут».
— Раз так,
Понял ли турок, что кроется за его словами? Он услышал, как тот сказал:
— Войдите хоть на минуту в мое положение, Бейкер!
— Извините за откровенность, ваше превосходительство. Я никогда бы не мог оказаться в вашем положении.
— Вы не готовы жертвовать собой?
— Готов, — сказал Бейкер. — Я тут не из авантюризма. Но я говорю жертвовать собой,
— Плохо то, что и я думаю точно так же, как вы...
— Шакир!
— Да! И вообще... Нет, нет, надо искать какой-то выход. Но я не знаю, где.
— Позвольте мне предложить вам его.
— Говорите, мой друг.
— Я ехал сюда, паша, и был уверен, что сумею убедить вас начать отвод войск немедленно. Не знаю, как будут развиваться события завтра. Я сам не мог бы вам сказать, как долго сумеем мы выдержать натиск русских... Ну хорошо, я не разделяю, но принимаю ваши соображения. Ждите и завтра. И еще день. Но если до послезавтра, до восемнадцатого, вы не получите телеграфного приказа маршала Сулеймана — какого бы то ни было, — вечером того же дня вы начнете отвод войск. Вечером. К полуночи присоединимся к вам и мы. Согласны?
Шакир колебался.
— Согласны? — повторил Бейкер.
— Хорошо. Согласен.
— Я могу считать это решение окончательным?
— Даю вам слово, Бейкер.
— Благодарю вас.
— Благодарить должен был бы я. И вообще, я даже не могу выразить...
Бейкер улыбнулся.
— Вы это сделаете, когда пришлете мне завтра на рассвете несколько батальонов подкрепления. И еще по крайней мере две батареи, пожалуйста, — добавил он серьезно. — А сейчас надо торопиться.
— Погодите! Вот кофе.
Бейкер выпил кофе, пожал Шакиру руку и хотел было уже идти, как тот вдруг обнял его.
— Я не забуду того, что вы делаете для нас, — взволнованно сказал Шакир.
«Для них я делаю это или для нас?» — спрашивал себя Валентайн Бейкер, когда линейка неслась вниз по обледеневшему склону. Снова надо было останавливаться, чтобы удержать лошадей или же подложить под колеса камни, а один раз линейка так стремительно заскользила, что он видел себя уже на краю пропасти и вздрогнул от ужаса, проклиная и свою службу, и это ночное путешествие. Но когда они наконец выехали на равнину, а затем поднялись на возвышенность к постоялому двору Беклеме, он снова спросил себя: «Для них ли я это делаю?» И снова видения старого доброго времени нахлынули на него, и опять он стал сравнивать себя с Френсисом Дрейком — пиратом пиратов, отцом империи... Знал бы Фреди, какие мысли мелькают у него в голове, сразу же назвал бы его сухопутным пиратом в линейке!..
Глава 26
— Лучшего нельзя и желать, господа! Русские явно потеряли голову, и сам аллах отдает их нам теперь в руки! На этот раз им от нас не уйти, нет! На этот раз мы их так прижмем, что они и бегством спастись не сумеют! — возбужденно и радостно говорил главнокомандующий Сулейман командирам наконец-то прибывших частей долгожданного подкрепления.