Путь к Софии

Климент что-то сказал ему вслед — то ли спросил о чем-то, то ли выразил свое удивление, но Андреа его не слышал. Он перебежал через заснеженный двор к темной каменной ограде, к той калитке, которую давно уже никто не открывал. Откинул крючок и вышел к старому колодцу между двумя дворами. Прежде им сообща пользовались Задгорские и Будиновы. Это было уединенное, отгороженное дощатым забором место. У освещенного луной высокого журавля стояла темная неподвижная фигура. Он сам не заметил, как очутился рядом с ней.

— Я тебя позвала... было необходимо... ведь ты хотел... — зашептала Неда, чувствуя, что теряет силы от охватившего ее волнения.

Она подняла на него глаза, и он увидел в них луну, звезды, все небо. Андреа наклонился к ней. Обжег ее своим дыханием.

Она с трудом выговорила:

— Ты завтра уезжаешь. Так вот в дополнение...

Он вдруг ее обнял. Припал губами к ее губам, стал осыпать поцелуями. Она растерялась, попыталась высвободиться.

— Нет, нет, — шептала она, задыхаясь и отворачиваясь. — Как ты смеешь? Уходи! Зачем?

Но, обезумевший от страсти, он снова находил ее губы, сжимал до изнеможения в объятиях, пока она наконец не сдалась и не ответила на его поцелуи.

— Зачем... зачем ты это сделал? — спросила она чуть слышно, когда они, не разжимая рук, на минуту оторвались друг от друга.

В глазах ее блестели слезы. Она вся дрожала от холода, от стыда, от страха. И прижималась к нему, искала его тепла, забыв о том, зачем она здесь.

— Иди ко мне ближе, так тебе будет теплей! Дай я расстегну пальто, и ты согреешься, — сказал Андреа.

Она уже не отталкивала его и словно в забытьи покорялась ему.

— Зачем? — твердила она. — Зачем? Ты ведь знаешь, что я...

Он зажал ей поцелуем рот, но страдание, написанное на ее лице, напомнило ему, что она принадлежит другому, что он, Андреа, уезжает и еще многое другое. И, осознав, все это, он вдруг испугался.

— Но я тебя люблю, я люблю тебя... Давно тебя люблю!.. — повторял он как во сне.

Произнося эти слова, снова обнимая ее и целуя, он вдруг почувствовал стыд, ужасный стыд. Страсть, бросившая его к ней, вожделение, с которым он рассматривал ее в окне так, как привык рассматривать обнаженную Мериам, — это было мерзко, отвратительно. Как мог он поддаться этому? Сейчас все его существо наполнилось нежностью к ней, новое, не известное ему чувство сливалось с прежней тоской по чистой любви, захватывало, обновляло его... «Я люблю ее», — звенело у него в душе. Не выпуская ее из объятий, прижавшись щекой к ее щеке, он шептал ей слова любви, а перед нею вставал мир счастья, о котором она мечтала и которого так долго искала в любимых книгах. Теперь они оба жили в этом мире, забыв обо всем — даже о том, что они заставят страдать других и будут страдать сами.

— Одну тебя люблю. Поверь мне. В первый раз по-настоящему.

— О, Андреа, — промолвила она. И повторила: — О, Андреа!

Глава 27

Этот день был особенно тяжелым для Климента, и не только потому, что в больнице было много работы, а он не выспался из-за ночного визита к больной жене Амир-бея, но главным образом из-за мучительных нравственных пыток, которым его подверг Сен-Клер.

Внешне все выглядело как случайность. Даже как выражение доверия... Но так ли это было на самом деле?

Сен-Клер любил слоняться по городу, напоминая в этом отношении маркиза Позитано. Но его появление в лазарете удивило Климента.

Как выяснилось, он просто хотел воспользоваться его знанием русского языка. Зачем? Для дела не трудного, но до некоторой степени деликатного. Он рассчитывает, что это не дойдет до консулов и до этих болтунов, корреспондентов... Климент, у которого гора свалилась с плеч, тут же пообещал сохранить все в тайне.

После обеда они отправились в ту часть города, за Черной мечетью, где посреди тенистых садов жили самые богатые здешние турки и где (как сразу вспомнил Климент) находился тщательно охраняемый лагерь военнопленных.

— Теперь вы поняли, зачем я к вам обратился? — спросил со своей неизменной улыбкой Сен-Клер, когда они остановились перед трехметровой стеной с массивными дубовыми воротами.

— Догадываюсь. Здесь русские?

— Да. Но вы не должны и виду показать им, что знаете их язык!

— Я думал, что вы хотите, чтобы я...

— Нет, переводить не придется! Пока я буду допрашивать на французском языке офицеров, вы будете стоять в стороне и слушать, что говорят между собой остальные.