Путь к Софии

— Это уж как вам угодно, — пожав плечами, сказал часовой, но вдруг его словно осенило: — Да, а я ведь позабыл, в доме-то остался еще корнет Кареев. Так что ему их передать можно.

— Вот и хорошо. Отворяй!

Часовой открыл тяжелые ворота, и они вошли во двор, утоптанный, хотя и неровный, застроенный курятниками, свинарниками, конюшнями, — двор богатого крестьянина, о чем говорил и добротный дом, покрашенный в синий цвет.

Они подошли к дому. Оттуда высунулась повязанная платком старушка и тут же скрылась. Из распахнутых дверей конюшни разило навозом, слышались голоса, фырканье лошадей. А под навесом солдат в бескозырке, натянув на руку длинный офицерский сапог, чистил его ваксой и что-то мурлыкал себе под нос. Проходя мимо, унтер спросил солдата, где его благородие, и тот, продолжая напевать, указал сапогом на вход в подвальный этаж дома. Они подошли туда, остановились. Унтер-офицер в нерешительности откашлялся раз-другой и только тогда попросил разрешения войти. Из двери, пригибаясь, вышел молодой кавалерийский офицер в мундире с расстегнутым воротом, без головного убора. В руке у него была книга, которую он заложил пальцем в том месте, где читал.

— В чем дело? — рассеянно спросил он, и уже по тону было ясно, что его очень мало интересует ответ унтер-офицера.

Мысли его были, видимо, где-то очень далеко, может быть, там, где происходит действие книги, которую он читал, а может, еще дальше. На миг взгляд его, безразличный, незаинтересованный, остановился на Клименте. И тот обратил внимание на что-то странное, болезненно-раздвоенное в нем. «А не болен ли он? — подумал Климент. — Что это, апатия? Похоже, пошаливают нервы», — оценивающе рассматривал он молодого офицера не только по привычке, но и потому, что именно от этого корнета Кареева зависела теперь возможность получить свободу… Был Кареев не очень высокого роста, примерно тех же лет, что и Андреа, и такой же, как он, темноволосый, худощавый, с матово-бледным лицом. Казалось, взгляд его глубоко запавших глаз обращен внутрь; коротенькая бородка соединялась с бакенбардами, оттопыренные уши напоминали раскрытую раковину... Что можно от него ждать? Вряд ли он способен самостоятельно что-то решить. И снова, как и при первом взгляде, этот человек показался Клименту безучастным и каким-то странно раздвоенным.

А в это время унтер-офицер рапортовал:

— Шпионы, вашескородие! Захватил их западнее перевала, — и он назвал местность так, как она была обозначена на русских картах, и, разумеется, неверно.

— А, перебежчики! Были при них какие-нибудь материалы?

— Никак нет, ваше благородие! И вообще... Они следовали от турецкой линии.

— Значит, от турецкой линии? — озадаченно повторил Кареев, закрыв книгу. — Но в то же время вы называете место, которое находится в нескольких километрах к западу, как же так?

— Так точно, вы верно соблаговолили заметить, ваше благородие! Осмелюсь вам доложить, что один из них был в турецкой шинели. Офицерской! Своими глазами видел... Шинель тут, в мешке. Вот, соблаговолите поглядеть и на мундир его!

Упиваясь собственным рапортом, унтер-офицер подробно доложил, как Климент переодевался, как затем Моисеенко обшарил его карманы и обнаружил «вот это» — он показал пистолет, кинжал и бумажник, но не показал кошелька, содержимое которого, видимо, собирался разделить со своими товарищами.

Климент внимательно слушал, не проронив за все это время ни звука. Он даже несколько раз удерживал брата, который, хоть и не понимал разговора, все порывался вмешаться.

— Если вы позволите мне, господин корнет, объяснить вам, — наконец сказал он как можно спокойнее и любезнее.

Кареев изумленно взглянул на него.

— Ты говоришь по-русски?

— Я окончил в Петербурге медицинскую академию, господин корнет. Позвольте представиться: доктор Будинов. Со мною мой брат.

— Продолжайте, — сказал Кареев, и то, что он обратился к нему уже на вы, было для Климента добрым предзнаменованием.

— Поистине смешно, что унтер-офицер назвал нас шпионами. И в то же время горько! Но в известном смысле у него есть на это основание, — сказал он. — Поскольку мы оба идем из Софии именно с такой целью: несем важные для вас военные сведения.

— Вы? Какие же сведения?

— Мне кажется, что их следовало бы сообщить вам с глазу на глаз... Мы искали определенное лицо, но, видимо, до него нам не добраться.

— Кого вы искали?

— Он назвал большое начальство, — сказал унтер-офицер.

— Кого вы искали? — повторил корнет.

— Полковника Сердюка.

Лицо корнета Кареева приняло сосредоточенное выражение, взгляд его остановился на Клименте, он долго всматривался в его глаза.

— Пойдемте, — сказал он, посторонился и знаком пригласил войти в дом. — Тут есть подразделение службы полковника Сердюка.

Глава 4