Путь к славе, или Разговоры с Манном

— Джеки. — Боб протянул мне руку. — Классная программа. Вы произведете фурор в нашем шоу. — И он исчез за дверью гостиничного номера.

Чет сказал:

— Это очень, очень… Вы же знаете, Салливан платит гораздо больше, чем во всех других эстрадных шоу на телевидении.

— Дело не в деньгах.

— Да, дело не в деньгах. Конечно. Но и деньги не помешают, ничуть не помешают.

— Спасибо.

Чет бросил на меня вопросительный взгляд — мол, «за что?».

— За то, что устроили мне Салливана.

— Это ваша заслуга. Это вы там исполняли свои номера.

— Ну, тогда спасибо за то, что устроили мне прослушивание.

— Мы же вам обещали устроить прослушивание. А когда мы что-нибудь обещаем… Или, может быть, вы думали, что мы вас обманем? — Чет в шутку сделал обиженное лицо. — Неужели вы могли подумать, что мы для вас ничего не сделаем?

Последнее время, пока я разъезжал по гастролям, мне даже к телефону не удавалось подозвать Чета. Ну да, именно так я и думал. Но я снова повторил:

— Спасибо.

Чет спросил, не хочу ли я отметить событие — зайти куда-нибудь, выпить чего-нибудь. Но я отказался. Мне просто хотелось пойти домой. Хотелось пройтись до дома пешком.

И я отправился домой.

И вот что я вам скажу: пока я шел, я чувствовал себя превосходно. Абсолютно спокойно — несмотря на то, что находился в преддверии того, к чему стремился, ради чего трудился всю жизнь. Я слышал про тех ребят, которые испытывают сверхзвуковые самолеты: как раз перед тем, как они набирают скорость звука, самолеты начинает колбасить и колбасить, а потом… ничего. Они прорывают звуковой барьер, и дальше все идет гладко и плавно. Вот и у меня было в этот момент такое ощущение. У меня было такое ощущение, что все тычки и подзатыльники, вся нервотрепка — все ушло в прошлое. У меня было такое ощущение, будто некий вселенский суд выдал мне подтверждение того, что совершенные мной поступки, как бы там все ни оборачивалось, были правильными. И впервые в жизни, насколько я помнил, у меня появилось ощущение, что теперь-то все в моей жизни потечет как по маслу.

* * *

Помню, что была среда. Помню, что был хороший день. Помню, что я чувствовал себя отдохнувшим — пять ночей, прошедших после прослушивания у Салливана, были отданы крепкому сну. Я был уверен в предстоящем теледебюте, не слишком тревожился из-за него. Все идет как надо. А раз все идет как надо, то зачем тревожиться? Помню, на улице было хорошо, погода стояла приятная: солнечно, тепло, но не слишком жарко. Я вышел из дома и направился к ресторанчику на углу, чтобы позавтракать, и не заметил ни привычной давки, ни всегдашней лихорадочности на нью-йоркских улицах. Всюду создавалось впечатление, что день будет очень хорошим. Может, так оно и было.

А может, день был самый обычный. Просто из-за того, что я в тот день узнал, потом, когда я вспоминал о тех первых, утренних часах, они казались мне гораздо прекраснее.

Когда я зашел в ресторан, двое ребят за столиком спорили об Энди Уорхоле. Я заказал еду — французский тост, яичницу из двух яиц. Это был мой любимый завтрак. Гренки, поджаренные в яйце с молоком и яичница-болтунья. Официантка записала мой заказ на зеленой карточке и поместила ее в вертушку на кухонном прилавке для повара.

Странно, наверно. Странно, что вся эта чепуха так отчетливо врезалась мне в память. Но все это тоже составляло часть того момента: мой заказ, то, как официантка записала его и передала повару. Потом пошла за кофе, и я проводил ее взглядом — просто так, от нечего делать. Когда она проходила под телевизором, установленным под потолком в углу, я мимоходом взглянул на экран — и увидел лицо, которое видел всего раз, много лет назад. Но я узнал его безошибочно. Не важно, как давно это было, — я узнал это лицо моментально. Майами. Та глухая дорога. По телевизору показывали того чернокожего мужчину, который тогда спас мне жизнь. Во всяком случае, его фотографию. Его фотография оказалась в сводке новостей.

— Что он сделал? — спросил я куда-то в пустоту, надеясь, что кто-нибудь ответит.

— Что? — переспросила в ответ официантка.

— Этот человек, что он еде…

Официантка взглянула на телеэкран, но изображение мужчины уже исчезло. Теперь показывали какой-то дом, подъездную аллею со следами пролитой краски.

— Кажется, говорят о том, что этого мужчину убили. — Она произнесла это отстранение, как телефонистка, сообщающая номер.

Я снова пытался выговорить: «Что?» — но слова застряли у меня в горле.

— То ли этой ночью, то ли сегодня утром. Перед его домом. Кажется. Его застрелили. Ну, вот… — Она подошла к телевизору, дотянулась до него пальцами, прибавила громкость.

Ведущий новостей рассказывал о последнем, очевидно, по времени заказном убийстве в ходе борьбы за гражданские права. Миссисипи. Поздно ночью. Медгар Эверс, подходя к своему дому, получил пулю в спину.

Всего одну пулю.