Путь к сердцу

– Внутри стен радиаторы. Так что тут всегда тепло. Раздевайся, если хочешь. Куртку можешь повесить на крючок, – она головой кивнула в сторону стены, где были вкручены в ряд несколько дюбелей. Очевидно, это и были «крючки».

Гера перетащил одно из сидений на середину гаража, аккурат напротив импровизированной сцены. Я чувствовала себя как на концерте, с местом в первом ряду, да еще и в самом центре.

Проверив звук и подкрутив что-то на квадратной штуке, похожей на еще одну колонку, они обменялись какими-то только им одним понятными фразами, и Стас, громко выкрикнув «Раз, два, три!», начал бить по барабанам с такой скоростью, что я удивилась, как у него не отлетели руки. Тут же раздались звуки гитары, сливаясь в единую громкую, быструю, но красивую мелодию. Гера был за синтезатором и подыгрывал на низкой тональности в такт музыке. Саша закрыла глаза и подошла к микрофону.

Надо привыкать, что когда она открывает на сцене рот, я его открываю тоже. Только я – от изумления и восхищения. Опять этот чуть хриплый сильный голос, пробирающий до мурашек. Пробирающийся под кожу, затягивающийся узлом где-то внутри меня. Я не слушала текст, я слушала только ее голос. Он был словно живой, словно осязаемый. Сомневаюсь, что она до конца понимала, где находится. Было ощущение, что она где-то совершенно в другом месте, не в грязном гараже, в окружении ее товарищей и меня, а где-то там, где софиты и овации. Только для нее.

Когда песня кончилась, и Саша открыла глаза, стало ясно, что она действительно будто «отсутствовала». Она несколько раз моргнула, посмотрела на меня и улыбнулась. Потом ее улыбка спала, и она развернулась всем корпусом:

– Стас, какого хрена это было на втором куплете?

– Я сымпровизировал, – пожал плечами парень, почесывая затылок.

– Давай без самодеятельности. Я чуть слова не забыла, когда это услышала.

– Мне показалось, это нормально вошло, – попытался протестовать барабанщик.

– Стас, давай каждый будет делать свое дело. Я не прошу тебя импровизировать. Я прошу тебя играть так, как мы делали до этого, ясно? Еще вопросы есть?

Он опустил голову и пальцем поковырял золотистый «блин».

– Вот и отлично. Импровизатор, – фыркнула Саша, вновь поворачиваясь ко мне лицом, – а теперь заново. Три-четыре, Стас, поехали!

Около двух часов я наслаждалась их музыкой. Помимо бесспорного таланта Саши я поразилась еще одной вещи. Насколько она была требовательна. К себе, к ребятам. Она не давала спуску никому. Вполне могла оборвать песню на середине и отчитать Геру или бедного Стаса. Даже молчаливому Игорю пару раз доставалось. Что было удивительно, никто с ней не спорил. Все были настолько уверены в правоте ее слов, что просто выполняли то, что она говорила. Словно где-то на подсознательном уровне она выбирала правильную тональность, правильный звук, правильную паузу.

Под конец репетиции она подошла к каждому из ребят и что-то шепнула им на ухо. Потом вернулась к микрофону и сняла гитару. Закрыв глаза, она постояла так пару минут, и потом еле заметно кивнула. Я услышала красивую мелодию, которую Гера извлекал из своего синтезатора. Спустя полминуты Саша начала петь. Подключились Игорь со Стасом. Мелодия была красивой, нежной, даже трогательной. Песня была на английском. Я старалась сосредоточиться на тексте, чтобы понять, о чем она, но тщетно. Я слышала только тоску в ее голосе. Это было так грустно, что я ничего не могла сделать, когда из глаз у меня потекли слезы. Я понимала, как глупо выгляжу, но я просто не могла остановить этот поток. Я поняла только, что она пела что-то про декабрь. А я смотрела на нее, на ее разноцветные волосы, на совершенно дикий внешний вид, и понимала, что она не такая на самом деле. Что ей безумно тоскливо и грустно, что ее никто не понимает в этом мире, что так – она просто хочет немного внимания и, возможно, признания. Признания того, что она есть.

– О, кажется, у нас тут потоп будет, – усмехнулся Стас, подходя ко мне, – ты чего ревешь?

– Не знаю. Песня грустная, – шмыгнула я носом, готовая провалиться сквозь землю от стыда. Я, наверное, уже рефлекторно скоро буду реветь, как только буду оказываться рядом с Сашей.

– Марина у нас тонкая чувствительная натура, – улыбнулась Саша, подходя к нам, – не то что ты, мешок бессердечный.

– Я очень чувствительный, хочешь, докажу, – Стас вытянул губы и наклонился к Саше, будто собираясь ее поцеловать.

– Иди в задницу, – засмеялась она и толкнула товарища в плечо.

Он тоже рассмеялся и направился к холодильнику. Достав несколько бутылок пива, он поставил их на «столик», а сам рухнул на одно из сидений, закинув на спинку ноги.

– Когда девчонки придут? – спросил он, закуривая сигарету. А я поняла, что все два часа, пока они репетировали, никто из них не на что не отвлекался. Ни на перекур, ни на «поесть» и даже на «сходить в туалет». Хотя я сомневалась, что тут есть, где это сделать.