Путь к сердцу

Ванесса высвободилась из его рук и села, стараясь не замечать, что обычно небрежно-элегантная внешность Бенедикта в полном беспорядке и выглядит очень сексуально, брюки с пятнами от кофе туго обтягивают бедра, рукава свитера засучены, так что видна темная поросль на руках и блестящие стальные часы на сильном запястье.

— Так что когда Джулиан вдруг одарил меня своим вниманием, я была благодарна и польщена… Ему тридцать, он богат, красив и утончен — на какую девятнадцатилетнюю девушку это не произвело бы впечатления? К тому же он выставлял себя этаким страдающим романтиком, непонятым богатым бедняжкой, втайне мечтающим изменить свой распутный образ жизни, в чем ему должна помочь любовь хорошей простой женщины. Я попалась на удочку, как идиотка. Ему же нужна была лишь одна ночь, возможность потешить свое «я»… — Ее голос и горькая улыбка, когда она прямо взглянула на Бенедикта, — все было полно унижения, какое ей пришлось испытать. — Так что, видишь, это не изнасилование, ведь я пошла с ним по своей воле.

— Но потом в какой-то момент ты передумала, да? — проницательно спросил Бенедикт. — Ванесса, если он принуждал тебя, то это изнасилование.

Рот у нее скривился в жалкой попытке говорить честно.

— Говорю тебе, я хотела этого… Я пыталась получить от этого удовольствие, но он… я почему-то просто не могла… — Она оборвала себя на полуслове и пожала плечами, глядя вдаль на белые барашки волн. Неудивительно, что в конце концов он рассвирепел.

— Он ударил тебя? — сдавленно спросил Бенедикт, не повышая голоса.

— Нет, ничего подобного. Джулиан был очень силен: прижал меня и держал так, пока он…

Он… — Она содрогнулась, а глаза затравленно потемнели. — Я… я просто была вся в синяках, поверь мне, — неуклюже закончила она, стараясь отогнать неприятные воспоминания. — Пару дней я проболела… И выздоровела в тот момент, когда над моей головой разразилась еще одна гроза.

Бенедикт был слишком умен, и грубый подтекст не укрылся от его внимания.

— Он был у тебя первым, да? — свирепым тоном спросил он. — Твой первый любовник, и этот самовлюбленный подонок все испортил!

Ванессу поразило, с какой безжалостной силой он это произнес.

— Прошло столько лет. Ведь это не имеет к тебе никакого отношения…

— Имеет, если ты каждый раз, испытывая оргазм в моих объятиях, будешь терять сознание от страха.

— Бенедикт! — Она, как бы защищаясь, обхватила себя руками, и по всему телу пробежали спазмы наслаждения, напугавшие ее до панического состояния. Больше этого не будет, — с отчаянием сказала она. — Я не могу позволить, чтобы у нас с тобой…

— Почему? Я свободен, и это тебя ни к чему не обязывает.

Его нарочито легкий тон уязвил ее в самое больное место и заставил вновь вскипеть.

— Он говорил то же самое, а в результате мне это стоило всего, что у меня было!

— О чем ты говоришь?

Пора ему узнать все. Может быть, тогда закончится эта ужасная неопределенность и исчезнут мрачные предчувствия. Пока еще не поздно, Бенедикт окончательно отвергнет ее. Скорее всего, она лишится работы и сможет уползти прочь, теряя остатки достоинства, но все же не разбив окончательно свое хрупкое сердце.

— Я говорю о том, почему я уехала из Англии, — произнесла Ванесса твердым тоном, который вполне гармонировал с металлическим отблеском в ее глазах. — Мне пришлось уехать. Видишь ли, я спала не только с Джулианом. О нет. Я занималась сексом также и с его отцом, хотя он был толстый и безобразный и годился мне в дедушки. Но мне было все равно, потому что я знала, что он богат. — Слова сыпались из нее, как снежная лавина, все убыстряя свой ход. — Видишь ли, я все прекрасно спланировала. Я проникла в дом Эгона, а потом соблазнила его на супружеском ложе и убедила его выбросить жену на улицу. Я сделала так, что он отвернулся от остальной семьи, и убедила его написать новое завещание, в котором он лишил их наследства и оставил все состояние мне. Затем, в самый подходящий момент, он скончался от сердечного приступа, возможно, оттого, что однажды ночью, когда мы занимались сексом, я ввела ему в вены воздух. Но вскрытие этого не подтвердило, и поэтому я смогла безнаказанно уехать.

— О чем, черт возьми, ты толкуешь?