Путь к себе

— А знаешь, — признался Роман после короткого молчания, — сильно я в тебе ошибался… Шумливый ты шибко. Я так и подумал: пустая бочка.

— А теперь?

— Ты мне вот что скажи, — не отвечая на вопрос, продолжал Роман, — почему про трактора при себе держал? Козырнуть хотел?

— Нет, — Алексей усмехнулся. — Какие там козыри. Я пуще всех икру метал. Про трактора я сообразил, когда поехали камень рвать.

Роман с усилием приподнялся на локте и долго смотрел на Алексея.

— Камень поехал рвать на авось?

— Почему на авось? — Алексей вроде даже обиделся. — Все равно с этого начинать.

Роман помолчал и сказал с уважением:

— Теперь я вижу, что действительно рисковый.

— Пить хочешь? — спросил Алексей.

— Подать некому…

— Сами возьмем!

Алексей встал. Перед глазами пошли темные круги, но виду не подал. Сходил на кухню, напился, принес в ковше воды Роману. Отнес ковш на кухню и пошутил:

— Лечь скорей, пока не увидели. А то заставят камень таскать.

Роман лежал, закрыв глаза. Но Алексею, как никогда, нужен был собеседник. Даже не собеседник, а товарищ, которому можно открыть душу.

— Что я тебе, Роман, скажу? Не поверишь, а правда. Испугался я сперва очень. На фронте ни разу такого страху не испытал. А потом, с натуги, что ли, это уж перед тем, как ударило, весь страх прошел, только зло осталось… На себя зло, понимаешь? Не сообразил я на берегу сказать Митричу про трактора. Прихлопнет меня — всему делу труба. И на черта вся эта музыка со взрывом!.. Хотел Митричу крикнуть, тут меня и оглоушило… Ты поверишь, пока чернота не захлестнула, кричал: мне нельзя помирать!.. Смехота, как вспомнишь…

— Нормально. Кому помирать охота…

— Не про то я. Понимаешь, сиганул в воду, а лодку удержать не могу, сразу понял, не по-моему выходит. И тут сразу подумал: однако, каюк мне. Потому что рвать все равно стану! Не мог я иначе! Скажут: Лешка Ломов натрепался и сдрейфил… Нет! Я свое слово сдержу, а там как выйдет… живой или мертвый! Мертвому еще больше почета, погиб, выполняя задание!.. А уж потом, когда через страх переступил и помирать согласился, понял: зазря помирать — последнее дело. Что толку, если я с форсом концы отдам, а дизеля так и не дойдут!

— У меня по-глупому вышло, — сказал Роман с горечью. — Лежи теперь, как чурка.

— Варька тебя выходит. И на ноги поставит… Она и меня выходила…

— Она хорошая…

— А ты думал, шалава?

— Не думал.

— Правильно, если не думал.

Нет, разговаривать с Романом о Варьке ему было еще не по силам.

Достал гимнастерку и брюки, заботливо сложенные Варькой у изголовья, и оделся.

— Взглянуть, как у них там подается.

Варька и слышать не хотела, чтобы Алексею самому вести трактор.

— Зеркала нет поглядеться. Ты же весь зеленый!

Попробовал отшутиться:

— От воды отсвечивает.

— Отлежись хоть до утра!

— Взрывчатки не хватит весь порог подорвать.

Кинулась за подмогой к старику:

— Степан Корнеич, вы ему скажите! Нельзя же! Вас он послушает.

Степан Корнеич отвел Варьку в сторону и объяснил ей, что, куда ни кинь, везде клин… Конечно, надо бы Алексея поберечь, но больше некому. Василий с Семеном на катере, Алексей и Гриша на тракторах. А до утра ждать, может все прахом пойти, и весь труд и весь риск ни к чему.

— Последний испыток, — сказал он Варьке. — Ежели сейчас не проскочим, значит, все…

Много лет прошло, как Алексей последний раз сидел за рычагами трактора. После танка и особенно экскаватора в кабине трактора было несподручно.

Но руки рабочего человека памятливее головы. И понадобилось всего несколько минут, чтобы человек и машина поняли друг друга.

Алексей сперва тихо, потом быстрее послал трактор вперед, проверил задний ход, крутанул машину на месте, расшвыривая песок и гальку, и крикнул Грише:

— Заводись! Поехали!

И повел свой трактор по бечевнику, огибая крупные валуны и вминая гусеницами в песок мелкие камни. Гриша, следом за ним, вторым трактором вытягивал уложенный кольцами буксир.

Баржа, не удерживаемая чалками, медленно сплывала по течению. Катер приткнулся к ее борту и отжимал от берега, выводя на середину реки. Митрич и Варька стояли возле руля, ожидая команды Степана Корнеича.

Когда буксир натянулся, не касаясь провисом воды, Алексей крикнул:

— Припрягайся!

Гриша выпрыгнул из кабины и сцепил оба трактора коротким стальным тросом.

Катер отводил баржу все дальше и дальше, и угол, очерченный берегом и ниткой буксира, становился все круче.

«Стянет с берега, — подумал Алексей. — Длиннее надо было буксир!»

Он сразу предлагал приплести еще бухту, но Степан Корнеич запретил, сказав, что будет провисать и цепляться за камни.

Наконец Степан Корнеич вышел на нос баржи и махнул два раза белым флажком.

— Полный вперед! — закричал Алексей.

Моторы натужно взвыли. Гусеницы, пробуксовывая, заскрежетали по камню…

— Инерция!.. — пробормотал Алексей сквозь зубы, форсируя подачу газа. — Придумал Ньютон на нашу голову…

Но вот гусеницы вцепились в грунт, и, медленно перекатываясь по ним, трактора двинулись вперед.

Теперь главная помеха — валуны. Каждый надо объехать так, чтобы не зацепился буксир. То и дело приходилось спускаться ниже. Гусеницы шлепали, как пароходные плицы, разбрызгивая воду.