Путь к себе

— Не знаю я вашего брата! — ощерился Шилишперов. — Было время, сам таскался!

«Ты и сейчас, кобелина, не прочь…» — хотела сказать Серафима, но поостереглась.

Тимофей Романыч не одобрял таких вольностей.

Глава девятнадцатая ОН ДО НЕВОЗМОЖНОСТИ ГОРДЫЙ

Появилась надежда, что должны успеть. Нет, пожалуй, даже уверенность. Определенная доля надежды была с самого начала, иначе зачем бы затевать такое рисковое дело. Нет, все было сложнее. Когда он принял решение приступать к сооружению потерны, долгосрочные гидрометеопрогнозы обещали поздний паводок. Потому он и решился. Хотя отлично понимал, что ему, как минеру, ошибаться позволено только один раз.

Конечно, начинать потерну следовало сразу после того, как осушили котлован, то есть в конце ноября. Но группа проектирования не выдавала рабочим чертежей. Она и не могла их выдать. Утверждение проекта затянулось. Он, как мог, торопил события. Обращался за помощью в обком, писал докладные в Госкомитет и Госплан.

Не помогало.

— Они там никак не могут решить, как ставить плотину: поперек реки или вдоль, — сказал он в сердцах и распорядился своему техотделу срочно изготовить рабочие чертежи.

Потом чертежей оказалось в избытке: проектировщики выдали и свои поспели. Но время ушло. Ни по каким расчетам до паводка не успеть. Пообещали позднюю весну. Решился. Вгрызлись в дно. Начали бетонить. А весна передумала, заторопилась…

Работенка, черт побери! Круглый год оглядывайся да оберегайся: то зимы, то лета!..

Кравчук только что вернулся из котлована, где пробыл почти целые сутки.

Уже рассветало, но в кабинете с зашторенными окнами было почти темно. Кравчук качнулся в кресле, собираясь встать и отдернуть шторы, но передумал. Посидеть так, подремать, пока придут в контору и начнется рабочий день. Но почему-то не дремалось. Хотя он чувствовал усталость, обволакивающую все его большое тело, голова бодрствовала, словно была свежей, вовсе не утомленной. Тревога гонит сон, это понятно. Но он уже утвердился в мысли, что удастся обогнать наступающую весну и закончить потерну до паводка.

Он утвердился… Как раз от него тут меньше всего зависело… Работали как… даже слов не придумано для такой работы… Как звери!.. Да разве звери могут так работать!.. Они вообще не могут работать… До чего же глупые слова говорим мы зачастую…

И это он, именно он, виноват в том, что люди принуждены работать не как люди, а как звери…

Потом будут речи. Выполнили! Одержали очередную победу! Он будет говорить речь. Другие будут говорить. И кто-то из тех, что все эти дни и ночи работают… как звери, Митрохин скорей всего, у него язык хорошо подвешен, тоже будет говорить… Митрохину можно. Заработал. А вот ему, начальнику стройки, если по совести, так снять шапку, поклониться в ноги и сказать: «Простите меня, добрые люди! Для того поставлен, для того меня советская власть хлебом кормит, чтобы люди работали, как люди, и жили, как люди…»

Только не скажет он так. И никто про это не скажет… Не принято омрачать радость победы. Трудности для того и существуют, чтобы их преодолевать!.. Как еще никто не додумался, что надо их специально создавать, чтобы было что преодолевать?..

А ты хотел без трудностей?.. По асфальту в коммунизм въехать?.. Так надо дорожку строить. Вот и строим! Трудно людям? А для кого труд этот? Для кого строим? Для чего живем, черт побери!..

Нет, не уходи, не уходи в сторону! Это Митрохин так может понимать. Он, кровь из-под ногтей, весь выложился, чтобы трудности эти преодолеть. Не он их создал, он их преодолевает. Не один Митрохин. Таких тысячи, миллионы… Ночью в котловане домохозяйки работали. Эта беленькая, непутевого Лешки Ломова жена, носилки на ногу уронила. В глазах слезы, а не ушла. Отсылал, не ушла… К людям только с открытой душой. Только правду, одну правду. Во всем, в большом и малом…

Раздумья оборвала секретарь Тоня.

— К вам лейтенант из милиции.

Кравчук поднял голову. Да, за окнами день. Подошел, отдернул шторы. Провел ладонями по лицу, сказал Тоне:

— Пусть войдет.

Молоденький лейтенант в ладно подогнанной шинели четко откозырял и представился. Кравчук попросил его сесть.

— Извините, не мог найти ни помощника вашего, ни председателя постройкома. Пришлось вас побеспокоить.

— Слушаю вас.

— У вас работал экскаваторщиком Ломов Алексей Иванович. Арестован за хищение золота. Следствие не закончено, но в отношении его полная ясность. Признал соучастие. По этой статье предусматривается конфискация имущества. Прошу распорядиться в части понятых. Опись придется составить.

— У него семья, — вполголоса, как бы для себя, произнес Кравчук. Поднял глаза на лейтенанта. — Семья в чем виновата?

По свежему, румяному лицу лейтенанта скользнула тень.

— Положено.

— Да, конечно, — согласился Кравчук и неожиданно для самого себя сказал: — Только что там описывать? Квартира казенная. Обстановка в ней тоже.

— Но как же… — Лейтенант несколько замялся. — У меня и протокол заготовлен.