Путь к себе: 6 уютных книг от Ольги Савельевой

У меня на ноге, чуть выше колена, уже был маленький ожог от утюга, и я помню, как сильно больно было на том месте, где я прижгла себе кожу. А тут целая геенна. Это же как много разгоряченных утюгов!

– А долго гореть? – спрашивала я. Меня интересовали сроки и продолжительность искупления грехов. В конце концов, для грешных детей там, на небесах, должны быть какие-то скидки. Ну я не знаю… не такие горячие геенны, не такие уж и огненные… Здесь, на Земле, – бесплатный проезд, например. А там?

– Пока все грехи не искупишь!

По мнению прабабушки, я была утрамбована грехами по самую макушку. В меня постоянно вселялся Сатана.

Например, это он задирал мне ноги на спинку кресла, когда я смотрела мультики («Сядь нормально, ноги опусти!»), он заставлял прыгать через две ступеньки, когда я спускалась с лестницы («Иди нормально, что за бес в тебя вселился?!»), это он нашептывал не слушаться бабушку и пить украдкой еще не остывший кисель, это он вчера вылил на меня бидон кваса, который я несла на окрошку и вздумала попробовать, не рассчитав силы на поднятие бидона.

Сатана выселялся только на момент сна, прилежного чтения и рисования, а все остальное время весело проживал во мне и чувствовал себя хозяином положения.

– Значит, навсегдааа, – рыдала я.

Мои грехи не искупить, их слишком много… Ну ничего, Бог милостив, буду молиться, прости хосподи.

Мимо опять пронесся Валерик. Теперь уже в другую сторону. Он был вымазан весь в чем-то белом, а в руках у него была консервная банка, привязанная на веревочке. Валерик бежал и весело гремел.

Я засмеялась.

Прабабушка строго посмотрела на меня:

– Он с ума сходит, балуется, а тебе все смешно! Тоже хочешь в известке изваляться и скакать, как будто бес вселился?

Я резко прервала смех и замолчала, низко опустив голову.

Видимо, когда я хорошо себя веду, сижу на скамейке, сплю и читаю, Сатана от скуки вселяется в Валерика. И ему, бедному, гореть в геенне огненной придется еще раньше, чем мне. Вместе со своей консервной банкой.

– Кон-сер-ва на по-вод-ке, – захохотал Валерик и, прибавив скорость, побежал дальше, заряженный детским восторгом.

Мне очень хотелось искупить неуместность своего смеха, поэтому я, подобострастно глядя на прабабушку, закричала вслед Валерику:

– РАСШИБЁС-СИ-И-И!!!

Волшебник

Мама прислала посылку, а в ней – подарок для меня. Я расту в разлуке с мамой, под присмотром бабушки и дедушки, и мама старается угодить мне, проявив свою любовь на расстоянии.

В прошлый раз, например, мама прислала мне белую шубку неописуемой красоты. Я звала ее «шупка». Шубка была, конечно, искусственной, но при этом ослепительно нежной, пушистой, и к ней в комплекте полагался такой же кипенный капюшон, а спереди на заплетенных косичками веревочках болтались белые пушистые завязочки-помпоны. Это была самая красивая шубка в мире.

Но бабуся сказала строго:

– Ишь, жопа наружу, лечи потом циститы ребенку. И куда в нашу слякоть такую шубу? В школу? Сопрут. На рынок? Смешно. Гулять? Загадишь.

– Может, в театр? – робко предложила я.

Я была в театре дважды: первый раз – с дедусей на слете ветеранов, второй – с классом, на «Коньке-Горбунке». Оба раза в театре было ослепительно красиво, сверкали люстры, горели канделябры, красный бархат кресел пах роскошью. Театр – это самый торжественный и величественный интерьер, когда-либо виденный мною за все семь лет жизни, и белая шубка ассоциировалась только с ним.

– В театр? – громко и искусственно засмеялась бабушка. – Да часто ты в театре бываешь, Станиславский? В тятр она намылилась…

В общем, шупка, ни разу не надеванная, висела в шкафу в специальной целлофановой накидке.

Иногда, когда никто не видел, я тайком открывала шкаф и гладила мех через целлофан: только бы не испачкать.

Мама звонила из Москвы раз в неделю. Мой разговор с мамой был полностью срежиссирован бабусей, бдительно стоявшей рядом, прислонив ухо к трубке.

«Скажи спасибо за шубку», – жарко подсказывала бабуся удачные реплики.

– Мама, спасибо за шубку, – покорно повторяла я.

– Понравилась? – восторженно спрашивала трубка маминым голосом.

– Очень! – с чувством, ни капли не лукавя, отвечала я.

– Ты в ней гуляешь? – уточняла мама.

Я испуганно смотрела на суфлера: врать я не умела категорически, но интуитивно понимала, что именно этого ждет от меня бабуся.

«Скажи: каждый день гуляю, на горке катаюсь, в снежки играю!» – подсказывала бабуся.

– Я в ней гуляю, – врала я дрожащим, не своим голосом.

– Ты не бойся ее испачкать или порвать, это просто вещь, я тебе новую куплю, если что, слышишь? Если бабуся будет ругаться, так и скажи: мне мама новую купит. Поняла?

– Поняла, – тихо лопотала я, съеживаясь под пронзающим взглядом бабуси.

Когда трубка телефона укладывалась на рычаг, бабуся взрывалась возмущенной тирадой.

– Ишь какая! Новую! Чему учит ребенка? Ни беречь, ни ценить! Рви, кидай, новые покупай! А раз богатая такая, так забирай дите и расти его сама, раз миллионерша такая! Слышь, дед, невесточка-то твоя что учудила?! Купила дочке голожопую шубку и учит ее, мол, рви-пачкай-гадь. Бабушке скажешь: новую куплю.