Путь к последнему приюту

— Есть конкретные предложения?

— Пробиваться со стрельбой, наплевав на все инструкции Третьего департамента, даже вместе взятые.

— Вояки вы у меня…

— Разреши, уважаемый деверь, я попробую? — предложила Ванда.

— Попробуешь — что?

— Подойду к шумным обезьянкам поближе и попробую поговорить с ними. То бишь, вежливо попрошу — освободить нам дорогу. Применив, понятное дело, некие фамильные навыки и умения, доставшиеся мне в наследство от бабушки.

— Опасно это, — предупредил Симон. — Павианы — коварны и злобны. Могут броситься практически в любой момент. А клыки и когти у них — длинные и острые…

— Ничего, меня обожаемый супруг подстрахует. Чай, не впервой…. Правда, милый?

— Подстрахую, — заверил Лёха. — Одно удовольствие — с таким-то винчестером.

— Ладно, попробуйте, голубки, — разрешил Егор. — Чем только чёрт не шутит…

Ванда, одетая в уже привычный сиренево-фиолетовый пятнистый камуфляж, медленно шла по просеке. Лёгкий тропический ветерок игриво трепал прядки её светлых, слегка вьющихся волос. Лёха — в таком же камуфляже и с винчестером в руках — шагал следом, слегка приотстав и напряжённо всматриваясь в густые кроны.

Не дойдя метров тридцать до высоких деревьев, с которых несколько минут назад вниз летели ветки и всякие неизвестные плоды, молодая женщина остановилась.

Павианы заволновались: раздалось недовольное бормотанье, порой переходящее в глухое рычанье, в изумрудно-зелёной листве угрожающе засверкали янтарно-жёлтые звериные глаза.

Ванда, вытянув руки вверх и чуть вперёд, заговорила на каком-то неизвестном, очень певучем языке. Её речь была негромкой и монотонной, но — при этом — откровенно-завораживающей: обезьяны тут же притихли, даже ветки деревьев больше не шевелились.

«Прямо-таки великий удав Каа из книжки про Маугли», — не преминул прокомментировать ехидный внутренний голос. — «Мол, замерли, подлые и грязные бандерлоги. Сейчас я буду учить вас, тварей наглых и безмозглых, уму-разуму…».

Минут через пять-шесть Ванда, не опуская рук, резко присела и завизжала — звонко, надсадно и очень-очень громко.

— Блин горелый, даже барабанные перепонки чуть не лопнули, — крепко прижимая к ушам ладони, проворчал Егор. — Предупреждать же надо…

А когда — через некоторое время — он убрал ладони, впереди раздавался лишь сплошной и заполошный треск.

— Павианы улепётывают по деревьям со всех лап, — охотно пояснил Симон. — Причём, в разные стороны и, не разбирая дороги. Всё, путь свободен…. А что это было?

— Да, ничего особенного, — загадочно усмехнулась Лана. — Любимая шутка польских потомственных ведьм, и не более того…

Остальная часть пути прошла спокойно, то есть, без каких-либо событий и происшествий. Только дневная влажная жара регулярно донимала — особенно во время физических упражнений с мачете. Да и наглые белёсые москиты, не смотря на специальный «антикомариный» спрей, регулярно беспокоили.

Уже под вечер отряд вышел к искомым Сизым болотам.

«Приметная такая картинка», — неохотно прокомментировал усталый и чуть сонный внутренний голос. — «Бескрайние заросли фиолетовых и сиреневых камышей, редкие зеркальца серой и зеленоватой воды, а за камышами — в прямой видимости — наблюдаются точно такие же тёмно-зелёные джунгли, как и здесь, но только расположенные на цепочке горбатых холмов…. Сколько до этих «холмистых» джунглей? Километров пятнадцать-семнадцать. Может, чуть больше…».

— Почти пришли, — устало смахнув пот со лба и указывая рукой вперёд, произнёс Симон. — Эти невысокие холмы, заросшие деревьями, и есть — Индейское нагорье. Там и ваша Дырища расположена…. Здесь, на берегу ручейка, встанем походным лагерем. Поужинаем. Заночуем. А с утра переберёмся через болота. Если, конечно, капризные Боги будут не против. И ваш. И наши, индейские…. Мулы? Здесь, предварительно стреножив, оставим. Пусть пасутся. Заберу на обратном пути…

Очень грустной получилась эта стоянка-ночёвка. Костёр, благодаря сырым дровам, горел лениво-лениво, в основном, тлел и дымил. Аппетит у всех, за исключением Симона, куда-то спрятался. Молчали путники, видимо, предчувствуя, что завтрашний день будет не из простых.

«Ну, да. Ну, да», — понимающе вздохнул философски-настроенный внутренний голос. — «Он неуклонно приближается, момент переломный и судьбоносный…».

Утром, после короткого и невкусного завтрака, они продолжили путь. То есть, приступили, не ведая сомнений, к форсированию болотистой низменности.