Путь к перевалу

— Здравствуйте, — бросил Ларин. — Нина Павловна, вы следите за коллекцией?

— А как же, Петр Ильич, слежу.

— Но там черт ногу сломит! Коробки перевернуты. Все этикетки перепутаны.

— Неужели все?

— Ну, все — не все, а пользоваться коллекцией нельзя. И это уже не первый раз.

Нина Павловна обиженно поджала губы:

— Такие студенты пошли. Как возьмут минералы для самостоятельной работы, так словно после пожара! Уж я и говорю им, и ругаю…

— Надо не ругаться, а просматривать коллекции. Хотя бы перед занятиями.

— Так я и просматриваю, Петр Ильич, но бывает иногда — руки не доходят. Вы же видите, сколько работы. То принеси, другое достань! Это не кафедра, а сумасшедший дом какой-то. Глядишь, другие лаборанты за весь день с места не поднимутся. Выдадут, что надо, и — снова до звонка. У нас же: тому — провод, другому — амперметр какой-нибудь, третьему — жидкий азот…

— Но поймите, учебный процесс не должен страдать из-за всего этого.

— Понимаю, Петр Ильич, прекрасно понимаю. А кто у нас думает об учебном процессе? Все чего-то мастерят. Всем надо Америку открыть! Уж, по правде говоря, только глядя на вас и отдыхаю душой.

— Ну, вы скажете…

— Право, Петр Ильич! Сидите вы себе с микроскопчиком да с книгами. Тихо-мирно, ни шуму от вас, ни копоти. А ведь было время — вся кафедра была такой! — Нина Павловна вздохнула. — Зайдешь, бывало, в кабинет к самому — тишина, цветы на окнах. Возьмешь водички, польешь…

— Тоже мне прелесть! — поморщился Ларин.

— Не скажите, Петр Ильич, не скажите! Все это создавало такую обстановку… А теперь?.. Нет, уйду я отсюда. Уйду. Не сработаемся мы с Юрием Дмитриевичем. Крутой он слишком. И нет в нем никакого обхождения. Да-с. А я так не могу. Я с профессорами работала. И все меня ценили.

— Так вас и теперь,  Нина Павловна, ценят…

— Нет, не говорите! Сейчас каждый мальчишка может на тебя накричать, и никто не заступится. Да что говорить… Вы, Петр Ильич, можете как угодно к моим словам отнестись. А только и вас на кафедре не ценят…

— Почему вы так думаете? — насторожился Ларин.

— Так разве не видно! Вы теперь кандидат, почти доцент. А у Юрия Дмитриевича любой инженеришка в большем почете. Возьмите хоть наши заседания кафедры. Кому первое слово? Звягину. Кого больше всего слушают? Берга и Степаненко.

— Но ведь они талантливые физики.

— Подумаешь — физики! Пусть и идут к себе на физмат, нечего им у нас на кафедре делать. Нет, не говорите, Петр Ильич, обходят вас здесь. Уж на что Вадим! Аспирант второго года. А сидит рядом с Вороновым. Андрея Бардина Греков тоже в свой кабинет переселил. А вы как ютились на задворках…

— Но это же чепуха, в конце концов!

— Вам все чепуха, Петр Ильич. А вот на днях я слышу от надежного человека… Не знаю уж, говорить ли.

— Говорите, раз начали.

— Так вот, слышала я, что Юрий Дмитриевич, — Нина Павловна понизила голос, — что он и на ваше место подыскивает не то физика, не то математика.

— Как так?

— Очень просто. Говорят, и практику по минералогии теперь надо вести на каком-то новом уровне.

— Но это же абсурд!

— Мало у нас в последнее время абсурдного делается!

— Ну что же, пусть подыскивают. Пусть! Кого угодно! — Петр Ильич заходил из угла в угол. — Мне на это ровным счетом наплевать. Я и сам решил уйти отсюда.

Нина Павловна всплеснула руками:

— Вы собираетесь уходить?! Куда же?

— Мало ли конкурсов объявлено.

— И верно, Петр Ильич. Нечего вам здесь унижаться. А за вами и я. И мы еще посмотрим, как они без нас тут запрыгают, на этой новой основе… Петр Ильич, куда же вы?

Но Ларин уже хлопнул дверью.

***

В кабинет Бенецианова Софья Львовна вошла с торжествующей улыбкой:

— Можете меня поздравить, Модест Петрович! 

— С чем?

— Новоявленный кандидат согласен подавать документы на конкурс по нашей кафедре. Пришлось, правда, помучиться немного, привлечь к этому делу даже Нину Павловну. Но теперь все в порядке.

— Да?..

— Вы, кажется, не очень довольны?

— Нет, я доволен вами, Софья Львовна, но… Обстоятельства несколько изменились. Я намерен взять к себе на кафедру Горского, сына Виктора Ефимовича Горского, из треста. Очень полезный человек…

— Молодой Горский?

— Нет, я имею в виду Виктора Ефимовича. Он, как вы знаете…

— Понятно! Но как же вся наша затея с Лариным?

— А здесь ничего не изменится. Пусть он подает документы на конкурс. Постараемся, чтобы все это  получило как можно большую огласку, и… в конце концов, этого достаточно. Для нас важно то, что люди бегут с кафедры Воронова, а не то, где и как они устраиваются.

— Ну да. Но как после этого Ларин будет работать с Вороновым?

— Вас это очень печалит?

— Мне кажется, лучше иметь лишнего союзника, чем врага.

— Не велика потеря! Есть вещи посерьезнее. Из надежных источников мне известно, что Греков, Воронов и Стенин на днях имели конфиденциальную беседу с ректором.

— Это вас так беспокоит?

— Обычно декан знает, зачем ведущие работники факультета идут к ректору. Но дело даже не в этом. У меня есть основания предполагать, что на факультете создается альянс Воронова с Грековым…

— Но Леонид Иванович, кажется, разумный человек.