Сначала он их принимал, открывал им «кредит доверия» в душе, а только после осмысливал их и пытался анализировать. Кстати, последнее не всегда получалось. Сознание и опыт давали сбой. Он понял, что подошел к тому пределу, за которым анализ не только бесполезен, а попросту вреден. Ну, не способен человек перешагнуть этот барьер, слишком его инструментарий слаб и ограничен. Истина дается нам в том объеме, который необходим лишь для исправления собственных ошибок. И этого вполне достаточно.
И еще один вопрос не давал ему покоя: почему раньше все это проходило мимо него? Как случилось, что он оказался за бортом этой тысячелетней реальности? С этим вопросом он обратился в письме к Андрею. Тот ответил, что, скорее всего, для принятия истин такого масштаба нужна определенная готовность сознания: или детская чистота, или опыт страданий. Так как первую стадию мы уже неблагополучно миновали, то остается второе. Самодовольным и эгоистичным истины этого порядка недоступны. Для таких «тьмы низких истин дороже их возвышающий обман». Возвышающий. Любовь к себе, любимому, затмевает истину, творимую в немощи, растворяющей «я» в океане Божественной благодати.
Со страхом теперь Губин ожидал своего освобождения. Куда ему податься? Андрей звал в столицу, писал, что одна из его сотрудниц прониклась сочувствием к Губину и хочет оказать покровительство. Передала даже через Андрея свою фотографию. Губин смотрел на округлое полногубое лицо с кокетливой улыбкой, а память навязывала ему перекошенное от злобы лицо «его Танюшки» с малюсенькими колючими глазками. Лицо Симы нравилось, но что-то в нем подсознательно напрягало. Только вот что?.. Ладно, думал он, выйдем на волю и разберемся не спеша с «Лунноликой».
Столица шокировала его невиданным размахом уличной торговли и какой-то опьяняющей вседозволенностью. Губину постоянно казалось, что вокруг текут деньги миллионами и это все надо брать. Брать сейчас, а то опоздаешь. Он быстро объездил знакомых и понял, что все торгуют: по телефону или на улицах. Даже Андрей дома и на работе что-то кому-то предлагал купить какими-то жуткими партиями.
Губин заявился к Андрею в пятницу вечером. Супруга его с дитем уехала на выходные к маме, и они беспрепятственно предались дружеской пирушке. В воскресенье Андрей объявил, что пить он не будет, так как завтра на работу. Губин стал канючить и вынудил Андрея купить бутылку и опохмелить его. После этой процедуры хозяин потащил его на улицу погулять, чтобы выветрить из квартиры пары перегара.
На прогулке они зашли в частную парикмахерскую и под звуки расслабляющей музыки долго нежились в ласкающих ладонях девушек-мастеров. Губин благодушно стал вещать о своих знакомствах в высоких кругах. Сквозь легкую дрему Андрей слышал: «Сергей Образцов любил со мной посоветоваться. Великий метр всегда зазывал в гости, когда я с гастролей наезживал сюда. Да... С Высоцким Володей тоже бывал в его квартире на Грузинской. Ох, бывало, мы с ним и давали шороху! Маринка буквально испепеляла меня раскосыми очами. А Фурцева! Ох, уж мы с ней приударили как-то в американском посольстве. А потом поссорились. Я ей стишки Женькины процитировал про нее, ну, она и разобиделась. А я-то думал ей польстить».
Мастерица, холившая Губина, расстаралась: из кресла встал и солидно пригладил волосы вальяжный господин с седоватой бородкой, отдаленно напоминающий Хемингуэя, поцеловал «столь нежную, но умелую ручку», приосанился и вышел из зала так, будто за этими душистыми стенами его ждала толпа надоедливых репортеров.
Вечером Андрей выдал ему деньги на билет до дома, и они простились. Но утром в офис на Тверской ввалился полупьяный Губин и сказал, что на вокзале встретил друзей из «мира Терпсихоры» и ему пришлось войти в долю по оплате ресторанного счета. Да и некуда ему ехать, он хочет остаться здесь, потому что его здесь любят и помнят. А сейчас он выпьет кофе и пойдет в гости к Образцову, который живет в соседнем доме. Андрей указал ему на наличие густого перегара и помятость одежды, но Губин поднял на друга мутно-красные глаза и изрек: «Мы, засушенные деятели изящных искусств, не обращаем внимания на такие низменные и пошлые мелочи!»
Через пару часов Губин вернулся из гостей. Опустился в кресло напротив Андрея и грустно уставился в пол.
— Метр сказал мне: «Сергей Порфирьевич, вы о-оч-чень уста-али!»
— Что в переводе с высокосветского на обычный бытовой язык означает: наклюкался же ты, пьяница горький, и еще в порядочный дом заваливаешься!
— Да, печальная была беседа.
— Ну, и — выводы?
— Дай денег, я напиться хочу.
— Это ты брось. На вино больше не получишь. Отправляйся в красный уголок и проспись. А после работы мы пойдем в гости к твоей Лунноликой.
— Послушай, а это идея!
В первый же вечер их встречи Андрей печально сообщил, что его Лунноликая «сломалась». Выиграла в канадскую лотерею компьютер, продала его за большие деньги и запила. Раньше она в пьянстве замечена не была и, будучи начальником отдела, гоняла своих подчиненных за пьянку и увольняла безжалостно. И вот теперь уволили ее. Также безжалостно.