Путь к отцу

— Удивительно все это, — голос Виктора звучал тихо, будто боясь нарушить  раздольную спокойную красоту. — Мне кажется, что мы способны понять лишь каплю того, что с нами происходит во время причастия Святых Таин. Это действительно очень таинственно и непостижимо для нашего поврежденного грехом рассудка, — он замолчал. — Сколько мы уже здесь?

— Сегодня седьмой день.

— А кажется, что полжизни.

— Это потому, что живем мы только тогда, когда воссо­единяемся с Богом.

 — Да, именно так. Сейчас мне кажется, что моя жизнь была одним заблуждением. Брал высоту за высотой, а оказалось — шлепался из одной лужи грязи в другую. Смешно вспомнить, только недавно я серьезно считал себя гением, избранным... И вот, когда впервые осознал себя ничтожеством, наконец-то отрезвел. А ты знаешь, что это уже мое второе отрезвление?

— Ты про свое пьянство? Ну, так это другое.

— Конечно, другое. Следом за опьянением вином последовало опьянение властью, деньгами, славой, своей силой. А это помрачение оказалось посильнее первого! Как я прочел вчера в Евангелии: и привел тогда бес семерых сильнее себя. И это еще страшнее, чем было прежде. Эх, слушай, и образина!.. До сих пор страх пробирает, как вспомню. Я так думаю, что мне показали только малую часть того, что есть на самом деле. Пожалел меня старец. А то на самом деле свихнулся бы.

Каждый погрузился в свои мысли. Олег бросил камешек в реку. Он плюхнулся, по воде разошлись круги, и снова установилось спокойствие. На душе Виктора даже его воспоминания «схождения» после всплеска гнетущего страха успокаивались мысленными озарениями яркого небесного сияния... Тихое успокоение, мирное, светлое, от причастия к океану бесконечной любви все еще поглощало нечаянные возмущения. Это, наверное, пройдет, растеряется со временем в суете и отвлечениях, но пока оно есть, хотелось удержать его дольше, укрывая, охраняя всем возможным.

Всю обратную дорогу Виктор размышлял над словами старца о восстановлении монархии в России, о неких силах, которые выйдут из глубин русской соборной души наружу и совершат таинственное и невероятное чудо преображения народа.

Несомненно, его приезд в обитель как-то связан с реализацией этой возможности. «Вам, молодым да крепким, надлежит участвовать в этом Промысле Господнем».

«Вот это работа нам предстоит, вот это размах, вот это творчество! Полетят вверх тормашками все нынешние ценности нашего общества, государства, демократии. Конечно, это возможно только с помощью сил небесных и при их всемогущем участии. А сейчас надо готовиться, как готовятся силы противления этому. Только за нами сила не от мира сего.

Олег и в этом вопросе проявил свою скрытую до сих пор осведомленность. Обещал свести со знающими людьми. Ложь о нашей истории, ложь о русском народе, ложь — вот чем я жил, чем отравлял свои мозги и душу, в то время как другие охраняли истину, иногда рискуя свободой и жизнью. А сколько такого скрытого, истинного, живоносного произрастает в нашем народе! Сколько до поры до времени зреет и набирает мощь, чтобы подняться и в переломное время выйти на сцену апокалиптических событий. А я уж стал впадать в хандру, слепец! Тут столько работы, и в первую очередь — над самим собой. Мне, русскому по крови, надо еще научиться быть русским душой. Но, право же, ради такого великого дела и жизни не жалко!»

И вот Виктор снова сидит в кресле своего кабинета. Напротив, в восточном углу, вместо зеркала — ряд икон с неугасимой лампадой.

Михаил выполнил его задание и разыскал Сергея. Более того, узнал о нем очень немало. Парень он, хоть и обидчивый, и с апломбом, но честный и не из трусливых. Горяч, упрям, молод — но это обычно проходит. И пишет не «чего изволите», а из русской истории. Живой парень-то! Сейчас он войдет сюда.

Первым порывом Виктора сначала было прочесть самому рукописи этого непризнанного гения и во что бы то ни стало опубликовать их. Ну, если не совсем понравятся, можно было бы подправить, благо золотые перья в его подчинении имелись. Нет, сейчас он поступит не так. Он, Виктор Борисович, поделится с ним своим открытием. Безусловно, Сергей с интересом выслушает его и станет единомышленником. Всю разрушительную силу его молодого тщеславия он сможет, сумеет преобразовать в созидательную силу реализации нового дела. Эх, Серега, ты еще и сам не знаешь, чем нам придется заниматься! Вот шуму-то будет! Но, как сказал старец, чего нам бояться, когда за нами такая силища!     Один день счастливой женщины

Розовый солнечный зайчик прыгнул на подушку, взобрался на щеку и мягкой лапкой коснулся ресниц. Она открыла глаза, несколько раз моргнула и — ослепленная — плотно смежила веки. Даже сквозь кожу век красным фонариком светил и будил этот утренний солнечный будильник.