Путь к океану

Естественно, что, добившись таких успешных результатов, Завойко был глубоко заинтересован в том, чтобы Аянский порт не потерял своего искусственно созданного значения. Всякие поиски более удобных путей связи с Тихим океаном, чем через Маю, Нелькан, Аян, били прямо по личным интересам Завойко Не без его участия результаты неудачной, поверхностной экспедиции Гаврилова в 1847 году были представлены правительству как исчерпывающие данные о несудоходности Амура.

С одной стороны Невельской, желающий только блага родине, с другой хлопочущие о личных, частных интересах Завойко и члены правления Российско-Американской компании, — вот какова была расстановка сил среди русских деятелей на Дальнем Востоке.

А над всем этим мрачною, непоколебимою скалою стояли министры. Нессельроде, Чернышев, Вронченко боялись несуществующего китайского влияния на Амуре и в угоду призрачным опасениям не желали никаких перемен на Дальнем Востоке.

На самом деле "боязнь" была наигранной и вызывалась не заботами о безопасности России, а узко личными интересами.

И Нессельроде и Вронченко получали непосредственную выгоду от кяхтинской торговли и потому так непримиримо и воинственно ополчались против решительных действий на Амуре, в местах, на которые Россия имела давние исторические права, в местах, Китаю вовсе не принадлежавших.

Эти беспринципные стяжатели прикидывались осторожными и добродетельными дипломатами, опасающимися "затронуть интересы Китая". На деле же они беспокоились, что вся торговля с Китаем и Дальним Востоком утеряет свой монополистический характер и получит новое, свободное развитие в связи с открытием судоходства на Амуре. Вряд ли Нессельроде и другие чиновники азиатского департамента министерства внутренних дел были так уже не осведомлены о внутренних делах Китая, чтобы "бояться" того, что правительство Китая станет вступать в конфликт с Россией из-за своих весьма сомнительных прав на Амуре.

Вот что писали Маркс и Энгельс в одной из своих статей того времени о состоянии, до которого был доведен великий китайский народ своими выродившимися правителями: "Мы здесь имели перед собой одну из тех шатких азиатских империй, которые, одна за другой, становятся добычей предприимчивости европейцев, — империю, настолько слабую, настолько разбитую, что у нее не было даже энергии пройти через кризис народной революции; даже острая вспышка восстаний превратилась у нее в затяжной и явно неизлечимый недуг, — империю, настолько разложившуюся, что едва ли где-нибудь она способна держать в руках свой народ или оказать сопротивление чужеземному вторжению"[25].

Три-четыре года спустя те же министры, "боявшиеся" одряхлевшей Китайской империи, осмелились единодушно поддерживать Николая I, бряцавшего оружием по адресу сильнейших в ту эпоху государств мира — Англии, Франции и Турции; последняя тоже была страною со все еще мощным военным потенциалом. Они не побоялись вовлечь Россию в безнадежную войну и поставить ее на грань катастрофы.

История порта Аян была миниатюрным подобием этой же картины. Здесь тоже интересы края, а может быть, даже и интересы России в целом приносились в жертву интересам узколичным.

Тайных пружин и особых подробностей этой истории не знал Невельской, с глубоким интересом слушая рассказы Орлова об основании Аяна, о плаваниях старого штурмана вдоль опасных берегов Охотского моря, о его походах по занесенным снегом лесам, о его изысканиях в горных хребтах Джугджура…

А транспорт "Байкал" все ближе и ближе подходил к Аяну, и вскоре под шапкою облаков завиднелись серые скалы.

IX. АНГЛИЙСКИЕ "ТУРИСТЫ". ТРИУМФ НЕВЕЛЬСКОГО

В то время как Невельской в течение целого года был оторван от родины, Н. Н. Муравьев энергично и решительно старался изменить на свой лад мрачные порядки, царившие в Восточной Сибири со времени первых воевод. Он сурово расправлялся со взяточниками и обнаглевшими в безнаказанности казнокрадами, действовал круто и иной раз сгоряча, но работал, не жалея ни себя, ни помощников, ни подчиненных своих.

К "государственным преступникам", отбывавшим срок ссылки, и особенно к декабристам Муравьев относился либерально.

Он подал Николаю I ходатайство о смягчении участи декабристов, ссылаясь на давность их преступления.

"Рано", — отвечал ему Николай.

В первые же дни по приезде в Иркутск Муравьев сделал визиты Волконской и Трубецкой и этим поступком как бы подал пример своим подчиненным. "Он позволил нам смотреть на них (декабристов), как на равноправных членов местного общества", — пишет Струве в своих воспоминаниях.

В Сибири внимание Муравьева самими обстоятельствами снова направлялось на амурские дела.

В те времена в Иркутске был большой круг образованных богатых людей. Они жили открыто, общались на балах и в общественных собраниях. Незадолго до приезда Муравьева в Иркутске появился некий господин Гиль, быстро завоевавший себе общие симпатии и популярность.