Путь к океану (сборник)

Пока Невельской принимал меры для обеспечения безопасности и семейной чести Накована, Сакони жи­ла у Невельских. Ее вымыли, причесали и нарядили в сарафан и белую рубаху. Сакони, чистая и в новом наряде, оказалась очень миловидной. Она берегла свою одежду и следила за чистотой лица и рук. Видя такое превращение Сакони, многие гилячки пожелали тоже похорошеть. Матросские жены приняли в этом большое участие и оказывали им всяческую помощь.

Восемнадцатого июня через льды северной части лимана пробился Бошняк, а через два дня в Петровском зимовье появились Чихачев и Афанасий, про­бравшиеся через ропаки, торосы и озера талой воды. Лодку они бросили у ледяной кромки на произвол судьбы.

Путешествие Чихачева и Афанасия охватывало огромный район в низовьях Амура. Оно было осо­бенно ценно тем, что мичман, кроме обычного описа­ния и глазомерных набросков карты пути, определил множество пунктов астрономически, сделал подроб­ную опись залива Нангмар (Де-Кастри), а также пу­тей к нему с Амура и через озеро Кизи.

Добравшись до Амура через горы и тайгу, Чиха­чев и Афанасий свободно и легко побежали на лы­жах, придерживаясь за нарты, груженные продоволь­ствием на два месяца. Первое время сытые, неутом­ленные собаки тянули резво, так что за ними трудно было поспевать. Широкой, многоверстной долиной казался застывший Амур, по льду которого неслись две собачьи упряжки. Солнце красным негреющим шаром висело над розовым морозным туманом, оку­тывающим приамурские сопки.

Через несколько дней путешественники свернули в долину реки Амгунь и, добравшись до селения Каур, сделали дневку.

Продвижение вверх по течению Амгуни было очень нелегким. Неистовая пурга началась почти неожидан­но, когда путники находились вдали от человеческого жилья. Ветер вздымал плотную пелену снега, обнажая лед реки. Сила ветра была такова, что снежная пыль проникала всюду, в мельчайшие щели одежды. Среди бела дня стало так темно, что Чихачев не знал, как повернуться, куда ступить. Где-то в свистящем вою­щем сумраке раздавались треск и грохот: это ветер с корнем выворачивал кедры и лиственницы. Ориенти­руясь непонятным образом, Афанасий сумел найти убежище среди бурелома. Здесь деревья были пова­лены на большом протяжении, и нечего было опасать­ся, что какой-нибудь лесной великан, падая, прихлоп­нет тебя, как муравья. Тунгус устроил застывающего мичмана в затишье, под корнями поваленного дере­ва. Нарты образовали дополнительную защиту.

Скулящие, испуганные собаки, замерзающие лю­ди сбились в тесную кучу, согревая друг друга. У мич­мана почти не остались в памяти подробности страш­ных часов борьбы со смертью. Афанасий все время тормошил его, заставляя двигаться, не давая забыть­ся; холод струйками проникал сквозь одежду. То и дело тунгус совал ему в рот кусок рыбы или хлеб, отогретые на собственной груди, и говорил:

– Кушай, бачка, человек – печка есть. Еда – дрова есть. Дрова есть – печка живой, греет. Дрова нет – печка мертвый. Все время кушай, бачка, не спи. Шайтан во сне тебя задерет – мертвый станешь.

Благополучно переждав пургу, путники двинулись дальше.

Около трехсот сорока километров прошли по Ам­гуни Чихачев и Афанасий до селения Самар. Из рас­спросов им стало известно, что здесь Амгунь ближе всего подходит к реке Горин, по которой путешествен­ники должны были спуститься обратно на Амур. Мест­ные жители всюду встречали Чихачева с самым ра­душным гостеприимством.

Это в значительной степени было заслугой Афанасия, знатока приамурских наречий; но, кроме того, уже начиная от селения Каур, местные жители знали о русских. Многие и сами бывали на Бурукане и в дру­гих обжитых русскими местах. В селениях Чальбано и Дульбико некоторые с гордостью показывали Чихачеву нательные кресты. Это были нейдальцы, крестившиеся на Бурукане. Они даже немного умели говорить по-русски.

От селения Самар и до селения Оди Чихачев и Афанасий прошли еще около трехсот шестидесяти ки­лометров до залива Нангмар.

«По очертанию берега и по определенной мною ши­роте я увидел, что это тот самый залив, который Лаперуз назвал заливом Де-Кастри», – писал Чихачев.

Сделав съемку залива, Чихачев решил отправить­ся навстречу Березину, так как дорога становилась все хуже, а запас провизии иссяк.

Был конец апреля. Снег лежал только в лесу да по оврагам. Земля раскисла, всюду стояли озера мут­ной ледяной воды, бурой снеговой каши. Ручьи бе­жали по склонам.

Чихачев и Афанасий, ослабевшие от лишений и трудностей путешествия, медленно пробирались по колена в грязи и воде. Измученные собаки (половина которых передохла) не могли тащить нарту. Верст за тридцать не доходя до Кизи, Чихачев и Афанасий убе­дились, что с нартой им дальше не пройти. Афанасий, выбрав на пригорке местечко посуше, остался, а Чи­хачев, с котомкой на плечах, через непроходимую грязь побрел дальше.

Навстречу ему, на выручку, из Петровского зи­мовья, в невероятных условиях весенней распутицы пробивался Березин.