Это были их последние спокойные минуты. Начиная с этого момента им больше некогда было радоваться предстоящему отъезду. Шел спешный обмен телеграммами. Супругам пришлось составить дорожный план, что оказалось не так-то просто, потому что дети и прочие родственники — все предъявляли на них права: им хотелось повидать главу семьи, похвастаться своим жильем, детьми, коммерческими успехами. Но разработать такой маршрут, чтобы посетить всех, было невозможно, если только не совершить кругосветный круиз… Ветром судьбы семью раскидало по всему миру так, что на каждую часть света пришлось по родственнику.
Миши, их единственный сын, обосновался в Сиднее. Из дочерей, славящихся своей красотой, Лилла с мужем жила в Лондоне, а Вера нашла свое счастье в Канаде. Один из племянников — архитектор Шандор Прохоцки — подвизался в Алжире, а плотоядная Гиза Корнхубер, в пятый раз выйдя замуж, поселилась на ранчо близ Map дель Плата. И вот теперь, когда родители готовились в дорогу, семья, попирая расстояния, словно бы пыталась воссоединиться вновь. «Постарайтесь достать билеты на английское судно, потому что оно наверняка причалит в Портсмуте». Или: «Не понимаю, почему нужно делать крюк ради Вериных красивых глаз, ведь Вера с мужем еще в прошлом году собирались наведаться в Европу». Родители первое время отвечали на подобные письма-телеграммы, а потом Ирма села и в подробном письме Лилле точно подсчитала, во что обойдутся пароходные и железнодорожные билеты и сколько долларов потребуется на прочие дорожные расходы. «Это очень большая сумма, доченька, вы уж постарайтесь распределить ее между собой по справедливости. Что же до наших планов, то мы сядем на пароход в Гамбурге; это кратчайший путь, а мы — люди старые». Материнское письмо вызвало новую лавину корреспонденции, которая теперь уже осталась без ответа. Супруги Прохоцки занялись оформлением документов.
Потребовалась масса справок, разрешений, подтверждений, налоговый лист, медицинское заключение и выписки из метрических книг. Официальным инстанциям не было конца; едва кончали обивать пороги в одном месте, как в другом надо было начинать все снова. Тихая, безмятежная жизнь стариков превратилась в сплошную беготню. Защитная оболочка, благоприобретенная за долгие годы покойного сосуществования, вдруг треснула, а сквозь трещины проглянула разница в темпераментах.
Ирма стремилась сделать все сразу. Как-то утром, к примеру, она встала с тем, что сейчас они отправятся делать прививки, а потом занесут паспорта в английское посольство. Прохоцки, однако же, остался спокойно сидеть в кресле.
— Посол никуда не денется, Ирма. Сперва надо бы узнать, к какому участковому врачу мы относимся.
— Это и привратник может сказать.
— Я уж и сам об этом думал. Узнаю у привратника.
— Ну тогда пошли делать прививки.
— Участковый врач тоже никуда от нас не сбежит, — с раздражающим спокойствием ответствовал Прохоцки. — Сегодня уладим дело с привратником, завтра сделаем прививки, а посольство оставим на послезавтра.
— Это только тебе так кажется, мой Михай! — воскликнула жена и напялила шляпку, словно давая понять, что она немедленно идет в посольство, как бы вредно это ни отразилось на ее сердце. Она выскочила в прихожую, громко хлопнув дверью.
Прохоцки закурил обычную после завтрака сигарету, и уходящий к потолку дым бледно-голубыми буквами выписывал что-то в воздухе, верно передавая дрожь его руки. Минуту спустя буквы эти сделались совершенно неразборчивы, потому что дверь из прихожей распахнулась и Ирма прокричала оттуда:
— Сколько бы ты ни мудрил, мы все равно уедем, так и знай!
Осенью сравнялось сорок лет их совместной жизни. Друг друга они называли «моя Ирма», «мой Михай», да и перед другими говорили так: «Михай мой принес», «моя Ирма испекла»… Супруги любили или не любили одни и те же кушанья. Попробовав суп, они или оба тянулись за солонкой, либо соли не добавлял ни один из них. Они умели читать взгляды друг друга. Никакие пререкания не в силах были нарушить эту связь, которая гнездилась уже вне сферы чувств. Размолвки, ссоры и сопутствующие им обиды были немыслимы в этом нравственном климате. Даже самое резкое расхождение во мнениях не заходило дальше удивления. «Странная ты какая, моя Ирма» — на их языке означало примерно то же, что для молодых супругов разъехаться по разным квартирам. Но теперь удивление стало постоянным гостем у стариков Прохоцки, в особенности после первого визита доктора Браниско, то бишь Казмира Андришки.