Хотя теперь Гурни был большим начальником, отвечавшим за добычу пряности, и руководил всеми освобожденными, осужденными и прибывшими с Каталана рабочими, он любил общаться со своими подчиненными запросто. Он пришел в общежитие, чтобы отдохнуть и отвлечься со своими каталанцами. Он хотел послушать разговоры о морях и дождях, беседы, которые вели люди, бывшие его друзьями еще дома, на далеком Каталане. Теперь эти же люди находились у него в подчинении как рабочие, добывавшие пряность для Дома Линкамов.
Но сразу же по приходу Гурни уловил недовольство, которое пахло сильнее, чем скопление потных немытых тел. Готовя нехитрое снаряжение для завтрашней тяжкой работы в открытой пустыне, люди жаловались на жажду, одиночество, постоянное скрипение песка на зубах, солнечные ожоги, ожоги от раскаленного песка и от горячего ветра. Гурни ожидал таких слов от осужденных невольников или разочарованных освобожденных, но не от верных людей Линкама.
— Так-так, что это сегодня вас так расстроило? Женщины, одетые в невзрачные пустынные накидки, с несчастным видом раздавали еду и напитки. Некоторые пакеты были вскрыты. Можно было видеть серые куски мяса и немного более яркие куски консервированных овощей и фруктов. Люди ели прямо грязными руками, добавляя немного пряности к неаппетитной еде.
— В этом чертовом аду негде
Рабочие повернулись к Гурни, сделав его объектом своих жалоб.
— Мы так много работаем, что нам даже некогда как следует спокойно поесть, но даже за эти долгие, бесконечные и опасные смены мы не можем добыть меланжу в достаточном количестве.
Другой рабочий со злостью запустил перечницу с меланжей в стену.
— Даже если мы выиграем это проклятое состязание, то какой будет наша награда? Увидим ли мы когда-нибудь наши дома?
— Когда кавалер Линкам будет снова платить зарплату? И так все плохо, так еще и ничего не платят.
Гурни засмеялся.
— Вы же сами знаете, что кавалер Линкам всегда держит свое слово. У вас есть еда, питье и крыша над головой. Или вы хотите, чтобы я позвал сюда генерала Туэка, который попотчует вас своими рассказами о своих страданиях во время Луцинской кампании?
Напустив на себя бодрость словно человек, надеющийся остановить шторм взмахом руки, Гурни сел на край железного ящика и заиграл на балисете, выбирая знакомые всем мелодии.
— Ну-ка, послушайте. — Да, конечно, он тысячу раз мог быть их начальником, но все же по призванию и в первую очередь он был и остался певцом. И он начал петь своим успокаивающим, умиротворяющим голосом:
Но рабочие не желали ничего слушать. Вместо этого они начали швырять в Гурни жалкую пищу и осыпать его оскорблениями, заставив отступить к двери. Но Гурни не пал духом, посчитав, что это не самый плохой выпуск пара. Хорошо, что он сделал себя мишенью их гнева, позволил им излить на себя злость и неудовлетворенность. Он поднял руки.
— Все, все, хватит, ребята. Я поговорю с кавалером! Посмотрим, что можно…
В это время освобожденный капитан одного из комбайнов ворвался в зал, грохнув за собой тяжелой герметичной дверью.
— Где начальник приисков? Это опять случилось! Человек сорвал с лица маску и стряхнул пыль с накидки. Наступила тишина.
Гурни отставил балисет в сторону и подошел к капитану.
— Что случилось?
— Пропали еще два комбайна, Гурни! Вместе с половиной моих товарищей и всем экипажем соседнего комбайна! — Казалось, что с каждым выдохом из всех пор этого человека сочится грязь и сыплется пыль. — Мне едва удалось спасти подъемник. Все, кто выжил, — в Картагской больнице. Генерал Туэк велел мне разыскать тебя.
Дальше этот человек принялся не очень связно рассказывать, как произошла катастрофа.
Гурни слушал с таким чувством, как будто ему прострелили грудь. Он старался в уме подсчитать, сколько людей сожрал проклятый червь. Осужденных, освобожденных, каталанцев. Какие потери! В душе он понимал, что Дом Линкамов утратил всякую надежду на выживание.
— Даже песчаные черви столковались с нашими врагами, — буркнул он вне себя от горя и гнева.
Выявленные шпионы и саботажники должны нести суровое наказание, а не становиться разменными пешками в политическом торге. Эсмар Туэк был очень недоволен сделкой, которую заключил Линкам. Освободив арестованных и передав их Бауэрсу, Туэк и его люди лишились возможности получить важные сведения.