Путь, исполненный отваги. Задолго до Истмата

Перед боем турки сослали на берег офицера-парламентера с толмачом. Самозванцам, захватившим крепость, предлагались достойные, по мнению турков, условия сдачи: сдача в плен всего гарнизона и содержание в плену до официального выкупа и продажа солдатских жен с детишками в рабство. Опешившему турку был предъявлен лично Шурой строгий ультиматум: немедленная сдача флота и арест всего личного состава. (Лютиков не был силен в дипломатии.) Турок лишь сплюнул под ноги отъевшемуся прапорщику и отбыл на линкор адмирала. Спустя пятнадцать минут на флагштоке линкора взвился сигнал «К атаке», а еще через пять минут ракета класса «борт-борт» пустила адмиральский линкор ко дну. Пустила лихо, не оставив от восьмидесятипушечного корабля даже воспоминаний. Командование принял заместитель адмирала, тот самый Гассан-паша, отправленный султаном на замаливание грехов к русским берегам. Гассан первым делом приказал перестроиться в боевой порядок, но приказал очень неуверенно — он не в первый раз наблюдал действие страшного оружия. Дождавшись, пока два крайних фрегата войдут в зону действия мин, Шевенко подорвал их, ни капли не задумавшись о жизнях сотен матросов. Просто представил себе «продажу в рабство солдатских жен с ребятишками». Все! После этого Гассан выкинул белый флаг, а мгновение спустя турки наблюдали картину запуска крылатой ракеты П-700 «Гранит» с увеличенным радиусом действия.

Оставляя за собой пышный хвост, ракета унеслась высоко в небо и там взяла курс на Стамбул. Через двадцать минут она сровняла с землей элитные янычарские казармы и обрушила часть дворца вместе с нижним сералем. Благодаря тому, что в боеголовке вместо ядерного заряда был фугас, число жертв оказалось сравнительно невелико. А еще через двадцать минут весь Стамбул обуяла паника. Похватав жен и детей, почтенные отцы семейств покидали город. Сам султан спасся чудом; нахлестывая своего скакуна, он несся во главе нестройной толпы, узкой змейкой тянущейся из дворца к ближайшему выходу из города.

Никто так ничего и не понял, взрыв в центре города приняли за упавший метеорит (турки отлично представляли себе и кое-что похуже), но через неделю явился перепуганный контр-адмирал Хамид, разыскал в разбитом под столицей лагере султана и передал ему ультиматум коменданта Керчи: назначить особого чиновника для переговоров о выкупе попавшего в плен флота и чиновнику быть в Москве не позднее месячного срока; снарядить несколько кораблей с продовольствием для питания пленных и кораблям быть в Керчи не позднее десятидневного срока; вся ответственность за бомбардировку Стамбула возлагается целиком и полностью на султана, ибо он своими неосмысленными действиями вынудил к этому.

Перепуганный непонятно откуда взявшейся и (о Аллах!) подтвержденной военной мощью России турецкий глава отправил к московитам своего самого хитрого бея — Абдуллу Аттамана, наказав торговаться до последнего и денежных средств выделив миллион ефимков золотом. Велено было торговаться за каждую тысячу и за каждые выторгованные десять тысяч лично Абдулла имел пятьсот в свой карман.

Со стороны России в Москве торговался Емельян Украинцев, самый ловкий пройдоха Посольского приказа. Правда, вначале едва не оскандалились. За весь турецкий флот хотели запросить пятьсот тысяч, но выручил Иннокентий, сказавший следующее:

— Если на кону меньше миллиона, то что это за торг? Это посмешище, а не торг! Емельян Игнатьевич, да будьте же вы дипломатом!

— Дипло-кем? — не понял чиновник.

— Дип-ло-матом! Матом! — терпеливо объяснил Иннокентий. — Это человек, который так ловко может послать вас к чертовой матери, что вы с предвкушением будете ожидать путешествия. Для начала подержите его денька три, пугая всевозможными слухами и домыслами, затем пригласите в баню, а после бани напоите его до изумления. Потом, наутро, можно и вопросы решать! Когда башка у него будет трещать с похмелья!

Тут же прибыл гонец от Лютикова с информацией о сумме, разрешенной султаном к выкупу. Вспотевшего Иннокентия лупили по спине кому не лень — поздравляли. Ободренный доброй вестью Украинцев наутро после бани испил чарку калганной, закусил чесноком и пошел на встречу с турецким парламентером, благоухая ароматом восточного базара. Лично ему Абдулла преподнес в дар половину пуда душистого табака и украшенную драгоценными каменьями саблю. Саблю Украинцев принял, но поставил Аттамана в известность, что каждый некурящий чиновник при дворе Софьи получает пять рублей ежемесячно, каждый офицер — трешник, а солдат — трехгривенный. Извещено также было, что лорду Перегрину уплачено пятьдесят тысяч неустойки, только бы он держался со своим зельем подальше от России.