Путь, исполненный отваги

– Помилуй, батюшка, – снова рухнул на колени Елизар, – какие ж мысли у нас, скудоумных. Ты ведь над нами поставлен, ты и укажи, об чем мыслить.

– Тьфу, – сплюнул князь Борислав, – что с тобой разговаривать! На заутреню пора, а после чтобы были у меня все! Чином вплоть до младшего писца!

Субботняя утренняя служба была сильно сокращена. Протодьякон Василий, следуя указаниям свыше, наращивал темп богослужения – певчие едва успевали за ним. Начав в обычном своем адажио, он вскоре перескочил в анданте, а закончил и вовсе в полноправном аллегро. Казанский собор лихорадило, и архимандрит, глядя на такое извращение, поспешил окончить службу. Не успело его «аминь» утихнуть под куполом храма, как бояре повалили наружу – «день саббат» входил в свою начальную фазу.

Поразительное дело, но ни один из них, глядя на московский бардак и грязь, ранее такого воодушевления не испытывал. Окружающего беспорядка скорее всего никто и не замечал – привыкли. Но вернувшаяся из монастыря Софья подставила свои уши под губы новых «шептунов»: графа Волкова, нового Премьер-министра Каманина и недавно вернувшихся из Европы князей Глинского да Барятинского. Один побывал в Венеции, а другой в Голландии, но оба, не сговариваясь, рассказывали царице одно: такого бардака, как в России, – поискать. Волков при этом скалил в сторону зубы, а Каманин печально улыбался. Повздыхав, Софья Алексеевна дала «добро» на субботник и прочие профилактические меры.

Средства на проведение «седмицы чистоты и лепоты» Иннокентий уговорил выделить из фонда начальника экспедиции. Граф Волков внимательно изучил «штандарт», вычеркнул оттуда «раздачу тульских пряников», покряхтел, но деньги дал.

– Хватит народ к халяве приучать, – на полном серьезе посоветовал он царице, – одно дело, когда полковник за свой счет солдатам бочку пива выставляет. Это – поощрение. А когда царица за счет казны прикармливает всяких проходимцев, это – халява.

– Но, батюшка, – возразила Софья Алексеевна, – с незапамятных времен сие пошло. Для поддержания авторитета государи по праздникам выставляли на Красной площади угощение.

– Для поддержания авторитета, матушка, лучше было бы избавить Москву от юродивых, калек, попрошаек, татей и прочей нечисти, – глядя в царские очи, произнес граф, – ежели желаете угостить народ, ради бога. Но за свой счет. Прикармливать дармоедов за счет казенный мы вам не позволим. Уж простите за наглость.

Царица топнула ножкой, но неожиданно рассмеялась.

– А ведь ловко вы меня, Андрей Константинович, осадили. Вы, наверное, правы, хоть мне и не в приятность сие. Ведь и впрямь – легче народ один раз накормить, нежели заставить работать. Ничего, батюшка, даст бог – попробуем.

Дворцовый приказ, время к полудню. День тот же. На табурете с мягким верхом сидит грустный князь Пузатый и отрешенно смотрит в никуда. В светлице раздается мерное гудение собравшихся чиновников, от которого весьма хочется спать. Но воспоминания о царском приказе сон прогоняют.

– Дьявольское отродье, – сердито хрипит князь, – за что я вас всех кормлю. Хоть одно рыло может мне что-нибудь дельное посоветовать?

– Помилуй, батюшка! – воскликнул Елизар Петушков. – Да разве ж мы не думаем? Уж головушки опухнут скоро! Никак не надумаем, как бы этот самый «штандарт» выполнить. С чего хотя бы начать? Ну, прикажем людишкам улицы прибрать! Так они ведь назавтра снова грязными станут! Что делать?

Но ответа на этот исторический вопрос не последовало – на заседание «министерства» ввалился разгоряченный Иннокентий Симонов.

– Надеюсь, не помешаю, – произнес он, усаживаясь на высокий порог подле князя, – пришел вот послушать, о чем вы здесь кумекаете.

В другое время князь Борислав затопал бы ногами и затряс бородой, но нынче даже обрадовался.

– Заходи, мил-человек! – прогудел он. – Никак мои дьяки в толк не возьмут, чего от них требуется. Не подсобишь?

Иннокентий не спеша распрямил одну ногу, затем другую. Покряхтел, устраиваясь поудобнее, затем размял в пальцах несуществующую папироску.

– Так, и в чем дело, неужто нельзя было на Кукуй сбегать? – поинтересовался безо всякой рисовки. – Там у немцев и порядок, и комфорт, и даже пахнет по-другому.

– Дело не в этом, – терпеливо отозвался князь, – до Кукуя мы и сами докумекали. Не по поводу наведения порядка печалимся – дьяки мои сообразить никак не сообразят, как поддерживать этот порядок.

Симонов закатил глаза.

– Ах вот как! Зрите в корень, значит? Вы поняли, что проблема поддержания порядка очень серьезна, но вы еще не понимаете, насколько она серьезна. Могу посоветовать лишь одно: поскольку для воспитания в человеке чистоплотности и аккуратности требуется не одна сотня лет, то нужно идти по пути наименьшего сопротивления.

– Это как? – удивился Петушков.

Организм его требовал с утречка зелена вина, и он пребывал в чрезвычайно подавленном настроении. Кеша с любопытством осмотрел его помятую физиономию и опухшие глаза.

– Это, к примеру, идешь ты в кабак, яблоко жуешь. Огрызок куда выбросишь?