Путь Эвриха

— Колокола! Только враги могли снять сторожевые колокола! — в отчаянии воскликнул Батар, не в силах оторвать взгляд от пустующих колоколен над воротными башнями, устроенными на манер тех, что воздвигали саккаремцы в крепостях, граничащих с Вечной Степью. Не зря он с недоумением всматривался в их очертания, облику башен явно чего-то недоставало, но только теперь до него дошло, что исчезла гордость и надежда Фухэя — прославленные звонкоголосые колокола, подобных которым не было ни в одном приморском городе…

Телеги медленно катились вперед, и когда Батар оторвался наконец от созерцания осиротевших колоколен, глаза его округлились от ужаса и удивления:

— Гляди! — он указал на скрытый до сих пор правой надвратной башней участок стены, в которой зиял чудовищных размеров пролом.

Правивший второй телегой Сюрг, увидев пролом, приподнялся с места возницы, да так и замер с отвисшей челюстью.

— Значит, все истории о взятии Дризы были правдой! А мы-то, дурни, не верили, знай потешались над рассказчиками, у которых от страха разум помутился! — горестно прошептал Батар, с недоумением оглядывая развороченную стену и осколки каменных блоков, разметанных на расстоянии пятисот, а то всей тысячи шагов от пролома.

— О Промыслитель, защитник обиженных, надежда страждущих! Такую дырищу никаким тараном не пробить, никакой катапультой! В этот пролом можно засунуть по меньшей мере два храма Светлоликому! Да что я! Какие там катапульты — это же чистой воды колдовство! Вот ужас-то!.. — Сюрг охал и ахал, а ослики продолжали мерно шагать вперед. Вот уже первая тяжело нагруженная слоновыми бивнями телега въехала под своды ворот, за ней вторая.

Никто не остановил их, никто не окликнул, лишь древние вороны, по обычаю прикармливаемые стражами ворот, взвились с украшенных тонкой резьбой гребней крыш ограбленных колоколен, края которых были коач кетливо приподняты, так же как и на всех богатых, возведенных из дерева и камня, домах Фухэя. Золоченые крылатые дракончики, поставленные по углам крытых желтой черепицей кровель, безмятежно взирали на путников, и если бы не тишина и безлюдье, им нетрудно было бы убедить себя, что страшная беда обошла родной город стороной.

Юноши были слишком потрясены, чтобы, осознав увиденное, решить, что же теперь делать, и предоставленные сами себе ослики, неодобрительно косясь на вырезанные в белом камне дороги, ведущие в верхнюю часть города, затрусили по набережной, с которой были хорошо видны пустынная гавань, соляные поля и убогие домишки соледелов и рыбаков.

— Не понимаю… Ворота настежь, стражи нет, в стене пролом, а рыбачьи лодки как ни в чем не бывало усеяли залив. И соледелы бродят по своим полям… — Сюрг болезненно улыбнулся, тупо глядя на открывшийся его глазам мирный пейзаж. Он ожидал увидеть лужи крови, облепленные мухами трупы, полыхающие дома…

— Нас не было тут около трех месяцев, и, верно, самого страшного мы не увидим. К тому же рыбаки при первых признаках опасности вышли в море и пострадали от нашествия меньше других. А соледелы… — Батар потерянно развел руками. — Те, кто уцелел, должны продолжать заниматься своим делом, кормиться-то им как-то надо. Впереди зима, а все запасы кочевники, надо думать, подчистую выгребли.

Если не считать того, что в гавани не было ни одного купеческого судна, залив действительно выглядел как обычно. Сотни рыбачьих лодок замерли на осеннем зеркале стыло-золотых вод, а по знаменитым на всю Вечную Степь соляным полям Фухэя шагали, как в старое доброе время, обнаженные до пояса, почерневшие на жгучем солнце соледелы в больших соломенных шляпах, имевших форму широкой перевернутой воронки.

Берег здесь еще несколько столетий назад был разделен на квадраты, каждый из которых огораживали невысокие земляные стенки, а сами рукотворные поля отделяли от моря надежные дамбы. В прилив морскую воду впускали на поля и они превращались в часть залива, после чего ворота дамб закрывали. Благодаря горячему солнцу вода испарялась и через некоторое время решетки квадратов проступали вновь. Чем сильнее густела рапа — соляной раствор, тем отчетливее становилась видна решетка, а когда воды на полях оставалось совсем мало, по бортикам начинали ходить люди с огромными деревянными скребками на длинных ручках. Они ворошили соляную кашу, пока не испарялись остатки влаги. Высыхающая соль — серая и ноздреватая — затвердевала, покрывая дно ванн-квадратов твердой коркой. Тогда ее разбивали, собирали в корзины и мешки и относили купцам, со складов которых соль отправлялась в Вечную Степь…