Путь Дракона

Он родился среди холмов, похожих на эти. Юность его прошла в забавах с ветками деревьев и корой, которые заменяли ему меч и хлыст. Чувствовал ли он когда-нибудь желание присоединиться к монахам в их огромном скрытом от людских глаз храме? Вероятно, да, хотя теперь, сидя в своем каменном убежище и ежась от холода, он с трудом мог себе это вообразить. Он помнил, как задрав голову с восторгом смотрел на высокие каменные стены. На высеченные в камне статуи всех тринадцати рас, обдуваемые ветрами и омываемые дождями так, что в конце концов все они — синнай и тралгу, южане и первокровные, тимзинай и йемму и утопленные — обрели одинаковые лица, лишенные выражения, и сжатые кулаки. Они были неотличимы друг от друга. Лишь широкие крылья и острые зубы дракона, изогнувшегося над ними, оставались такими же четкими, как прежде. И черные буквы, выбитые на черном металле огромных ворот, на языке, которого не знал никто в деревне.

Став послушником, он узнал, что значили эти слова. "Согнут, но не сломлен". Когда-то ему казалось, что он понимает истинное значение этих слов.

Легкий ветерок взметнул искры, похожие на светлячков. Немного пепла попало ему в глаз, и он потер его тыльной стороной ладони. Кровь его ускорила течение, отзываясь на что-то чужеродное. Богиня, подумал он. Он пришел к огромным воротам с другими мальчишками из деревни. Он отдал себя — тело и душу — а взамен…

Взамен открылись тайны. Сначала только знания: буквы, чтобы читать священные книги; числа, чтобы вести храмовые записи. Он прочел истории об Империи Драконов и ее падении. О том, как богиня пауков придет в мир, чтобы воздать всем по заслугам.

Они говорили, что обман не имеет над ней силы.

Он проверил это, конечно. Он верил им, и до сих пор проверял. Он бы соврал жрецам, просто чтобы увидеть могло бы это закончиться. Он выбрал те вещи, которые мог бы знать только он: имя клана своего отца, любимые блюда своей сестры и свои собственные мечты. Жрецы пороли его когда он говорил неправду, и щадили его когда он был правдив, они никогда, никогда не ошибались. И его уверенность росла. Его вера росла. Когда жрецы выбрали его для посвящения в послушники, он был уверен, что его ждут великие дела, поскольку жрецы говорили ему, что это так.

Когда кошмар посвящения остался позади, он ощутил силу богини пауков в своей крови. Впервые он почувствовал чужую ложь, и словно новое чувство открылось ему. А когда он заговорил голосом богини, он почувствовал, как слова его, словно сотворенные из огня, побуждают верить.

И когда он лишился ее благословения, он почувствовал, что ему могли говорить и неправду. Ведь может и не быть места под названием Кешет. Он верил в его существование так сильно, что рискнул своей жизнью, чтобы слетать туда. Но он так и не побывал там. Метке на картах могли быть ложными. Из-за того, что могло и не быть драконов, империи и великой войны. Он никогда не видел океана, его могло и не быть. Он знал только то, что сам видел, слышал и чувствовал.

Он не знал ничего.

Повинуясь импульсу, он вонзил зубы в свою ладонь. Они тут же обагрились кровью. В неярком свете костра, она казалась почти черной. Черной, с маленькими, темными узелками. Один из этих узелков распустил свои хрупкие ножки. Паук полз без всякой мысли по его руке. Еще один присоединился к нему. Отступник смотрел на них: шпионы Богини, в которую он больше не верил. Осторожно, медленно, он наклонил свою руку над невысоким пламенем. И один из пауков упал в огонь, его ножки толщиной с волос мгновенно сгорели.

"Что ж…" — сказал он. — "По крайней мере, вы смертны. Уж это я знаю."

Казалось, что горы никогда не окончатся, каждая вершина представляла собой новое препятствие, и каждая низина была с опасностью. Он обогнул маленькие деревни, подходя достаточно близко, только чтобы набрать воды из каменных цистерн. Ему приходилось есть ящериц и маленькие орехи телесного цвета с ободранных деревьев. Он избегал мест где широкие когтистые лапы оставляли свой след в грязи. И однажды, он нашел круг стоящих столбов с маленькой камерой под ними, которая казалось даст укрытие и место, где можно восполнить силы, но его сон был потревожен такими жестокими и чуждыми снами, что он вместо этого решил продолжить свой путь.

Он похудел, ремень сполз на бедра. Подошвы сандалий истерлись, а лук для разжигания огня быстро приходил в негодность. Время утратило всякий смысл. Один день сменял другой. Каждое утро начиналось с мысли, что, возможно, этот день будет последним днем его жизни. Возможно.

Возможно — этого было достаточно. А потом, одним поздним утром он поднялся на вершину усеянного камнями холма и увидел, что за ним нет следующего. Перед ним лежала широкая западная равнина, река блестела в одеянии из зелени травы и деревьев. Но близость равнины была обманчива. Он прикинул, что понадобится идти еще два дня, чтобы добраться до нее. И все же он сел на широкий неровный камень, взглянул на мир, раскинувшийся перед ним, и позволил себе проплакать почти до полудня.