— Давно? Непохоже что-то. В любом случае, терять время вам нельзя. Без интенсивного обучения новые клетки просто отомрут. Дефолт мозга — вот ваша судьба, если вы немедленно не возьмётесь за интенсивное обучение. Попробуйте уговорить вашего, так сказать, отца, отдать вас в хорошее частное училище. Это, конечно, требует вида на жительство вне Центра. Не знаю, насколько сложно его сейчас получить. Лет десять назад, насколько я помню, это не составляло большой проблемы. С платой за обучение могут быть разные накладки. Хотя, наверное, у Карло остались какие-нибудь сбережения… Впрочем, это мы обсудим подробнее, когда он вернётся, — насекомое, тряся усиками, спустилось пониже, с явным намерением устроиться на полу.
— Погодь-погодь, — прервал его Буратина. — Ты-то тут каким боком? Папа сам разберётся. И вообще, — у дереяшкина проснулся, наконец, инстинкт защиты личного пространства, — что ты такое говорил насчёт того, что ты тут живёшь? А по какому праву? Кто тебе тут ползать разрешил, чмошник?
Насекомое резво попятилось вверх.
— До сих пор моё право на пребывание здесь никем не оспаривалось, — зашипело оно, разинув жвалы.
Это Буратина понял правильно.
— Значит, никто не разрешал. Прижился тут, ещё и хозяйничает. Ах ты столетняя букашка-таракашка, — последние слова деревяшкин произнёс с особенным удовольствием. — Так вот, меня здесь поселил папа. Здесь я хозяин. Убирайся отсюда.
— Вы… вы унизились до демонстрации примитивных собственнических инстинктов! Одумайтесь! Вы не в вольере! — задохнулось от возмущения насекомое.
— Тогда дерись. Вызываю тебя на спарринг, — оскалился бамбук и поднялся с койки.
— Ах вот вы как… Угрозы и грубое насилие, как это по-гойски… Что ж, я не в силах противостоять открытомой агрессии. Я уйду, хотя мне грустно покидать комнату, где я прожил целых сто лет, — быстро проговорил жук, подрагивая тельцем и осторожно переставляя лапки. — Однако, прежде чем я уйду, выслушайте всё же один полезный совет — голос жука стал сладким, но с издевательской ноткой. — Попытайтесь всё же как можно скорее попасть в хорошее училище. Я бы рекомендовал Хогвардс или Аузбухенцентрум, там по крайней мере чему-то учат… И поторопитесь. То есть поторопите своего любезного папочку. В противном случае вас ждут, да простится мне подобный оборот речи, ужасные опасности и страшные похождения. Мне будет, разумеется, очень жаль, но в случае промедления вам придётся пролить горькие слёзы. Ибо, — тон господина Замзы стал откровенно угрожающим, — если вы не уберётесь отсюда вон в сколько-нибудь приемлемые сроки, я не дам за вашу жизнь и дохлой сухой мухи.
— Почччему? — у Буратины слегка заклинило челюсть.
— Потому что у тебя глупая деревянная голова, шлимазл! Францн зол дих уфэсн ун ди нос зол дир аропфалн![7] — злобно прошипел жук и клацнул жвалами.
Тогда Буратина вскочил на стул, со стула на стол, схватил первый попавшийся предмет потяжелее (им оказался молоток) и со всей силы запустил его в Григора Замзу.
Насекомое, поражённое в головогрудь, упало на пол. Молоток, однако, не пробил панцирь, а отлетел с характерным звуком, как будто удар пришёлся в железный лист. В другое время Буратина, может, и обратил бы на это внимание — но не теперь. С диким воплем бросился он на жука.
Но Замзе повезло. Если бы он опрокинулся на спину, то вряд ли смог бы перевернуться самостоятельно — а бамбук в тот момент не был склонен к милосердию. Однако, жук упал на ножки. Буратина не успел даже спрыгнуть со стола, как Григор, явив редкостную прыть, ринулся сквозь голограмму и пропал. Из-за пламени очага донесся металлический скрип — видимо, сверчок спешно протискивался в какую-то узкую щель, — задыхающееся «антисемитизм кругом!» и шум падения.
Бамбук вздохнул. Преследовать юркого сверчка не имело смысла. Оставалось надеяться, что неприятное насекомое навсегда убралось из этой комнаты.
Глава 11, из которой мы кое-что узнаём о местных властях и их управленческом стиле