— В самом деле, откуда же ещё взяться айсу? Хотя вообще-то его можно купить и в Стране Дураков, и не по таким ужасным ценам, как раньше. Но я пригласил вас сюда не для того, чтобы обсуждать цены на айс. Не скрою — я крайне недоволен вами, Алиса. Вы меня, можно сказать, неприятно удивили и где-то даже фраппировали. Ах да, вам эта лексика незнакома. А вот профессор Преображенский это слово иногда использовал, хотя и в сугубо ироническом смысле. Но я вполне серьёзен. Вы совершили непростительную ошибку и ввели меня в расходы и беспокойства. И я намерен спросить за это с вас лично.
— Что я сделала не так? — сказала лиса, пытаясь пошевелить хвостом — он затёк, и она его совсем не чувствовала.
— А то вы не знаете? — в голосе невидимого существа прорезалось что-то вроде злости. — Вы, Алиса, перестали делать метки и ставить маяки. Это означало, что вы раскрыты. Я, разумеется, принял это за чистую монету, и был вынужден свернуть многие дела, весьма для меня важные, а также предпринять определнённые усилия, достаточно обременительные, чтобы обезопасить себя и свою деятельность. И что же? За раскрытием обычно следует либо арест, либо плотная слежка. Первого, как мы видим, не наблюдается. Второго тоже — я предпринял все мыслимые усилия, чтобы это выяснить доподлинно. Вы по-прежнему заняты в лаборатории, свободно перемещаетесь по территории института, как будто так и надо. Уже странно, не так ли? Теперь этот болван Джузеппе. Поверьте, пока вас держали в бессознательном состоянии, его очень тщательно допросили. Шуша у нас понимает в этих делах не хуже любого барсука — кстати, отнюдь не исключено, что у вас ещё будет возможность в этом убедиться. Так вот, Джузеппе пребывал в абсолютной уверенности в том, что все дела идут как прежде. Итак, ему вы тоже ничего не сообщили. Вы дезинформировали только меня. Спрашивается — зачем? Вряд ли вам просто захтелось потрепать нервы старому еврею. Очевидно — чтобы спровоцировать меня на какие-то действия. Теперь вопрос: кто со мной играет, и как он заставил вас в этом участвовать? Итак, кто, кем представились, как склонили к сотрудничеству, чего хотели? И, пожалуйста, в подробностях. Я весь внимание.
— Никто, — вздохнула Алиса. — Меня действительно раскрыли. Но… Директор меня пожалел и отпустил. До собрания.
— Кррр! — звук был явно возмущённым. — Вы даже не потрудились придумать сколь-нибудь правдоподобную ложь. Шуша, эта девочка нас совсм не уважает. Пожалуйста, продемонстрируй барышне всю серьёзность наших намерений. Без лишней жестокости, разумеется. Вот например мизинчик, он ведь ей не особо нужен? Верхнюю фалангу? Ты противошоковое ввести ей не забыла?
— Всё сделала, — голос у крысы был тихий и какой-то скользкий, как мокрая тряпка. — На какой руке?
— Подождите, я объясню, — начала было лиса.
— Нет, девочка, ход назад не берётся, — перебил голос со стены. — Ты сказала глупость и будешь наказана, на первый раз весьма умеренно…
Он говорил что-то ещё, но всё заглушила боль — большая и страшная. Алиса попыталась не закричать, но это было невозможно. Она боялась только, что сорвёт голос. Потом она рванулась так, что хомут зажал ей шею, и удушье отпустило её сознание в темноту.
Когда Алиса опомнилась, боль была уже почти терпимой, знакомой. Такую боль за время своей болезни она научилась переносить, делая вид, что не замечает её присутствия.
— Ну что у нас там, Шуша? Как суставчик, чистый? Надеюсь, ты не зубками работала? А то наша девочка, к сожалению, страдает очень нехорошей заразной болезнью.
Крыса молча показала кусачки и кусок лисьей плоти с окровавленным когтем.
— Мордочку ей вытри, — распорядился голос. — Я не люблю три «с» — сопли, слёзы и слюни. А сейчас всего этого было черезчур слишком.
Лиса тихо шмыгнула носом и попыталась вдохнуть. Она знала, что её будут мучить, но не думала, что это начнётся сразу и будет так страшно и гадко.
— Ну а теперь, когда у барышни стало несколько меньше иллюзий относительно своего положения, быть может, мы услышим что-нибудь более правдоподобное? — поинтересовался голос. — Дадим нашей девочке ещё одну попытку…
— Я сказала правду, — к лисе вернулось дыхание, а с ним и что-то вроде надежды. — Просто это странно звучит.
— Детка, это тебе нужно убедить меня в своей невиновности. Петь мне майсы — это не самый лучший способ.
То, что осталось от пальца, неожиданно дёрнуло. Лиса оскалилась, подавляя скулёж.
— Допросите меня под правдоделом, — попросила она.
— Я ценю вашу прорезавшуюся готовность к сотрудничеству. Но — нет. Ибо считаю подобные средства аморальными. И что самое неприятное, их можно обойти разными способами. Нет, я сторонник свободы воли. Существо имеет право говорить правду или пытаться её скрыть, а другие существа — выносить о том собственное суждение. Но если вы так настаиваете — что ж, я готов отнестись к вашей просьбе конструктивно. Шушечка, сделай ей как Джузику, только дозировочку подбери правильную.