Путь Анубиса

Будь осторожен, мальчик! Спектакли могут быть комедийными или драматическими, талантливыми или бездарными в своей пустоте, как бутылки из-под пива. Ах, если бы их качество и место в залах напрямую зависело от той цены на билет, какую мы готовы заплатить, или же яркой афиши, соблазнившей нас крикливыми красками и обещаниями.

Если бы, да кабы.

Я смотрю на улицы города и вижу перед собой завораживающий хоровод игры тени и света, из которого медленно проявляется полутемный зал театра, заполненный зрителями.

Тихо и вкрадчиво играет музыка и на сцену крадучись выходят лицедеи. Они начинают говорить. Слова, слова… В начале было слово. Не так ли? Возможно. Но, что за актер произнес его? Чего он хотел?

А что говорят эти? Да, их фразы без сомнения окутаны туманом многозначительности и непонятной мудрости. Но это не их слова. Каждый из них лишь произносит выученное на долгих и мучительных репетициях. А если не дай бог забудет… Не дай бог? На то есть незаметный суфлер.

Действие сменяется действием, и многие зрители медленно впадают в забытье, но есть и такие, кто не засыпает. Эти ждут некоего откровения, затаив дыхание. Проходит время, и они начинают понимать, что происходящее не оправдывает их надежд.

Ропот возмущения сначала едва слышимо, а затем все более явно начинает гулять по стенам. Иные смельчаки из зала даже выскакивают на сцену и пытаются вмешаться в ход спектакля, надеясь изменить ход событий, но дюжие и бдительные охранники немедленно утаскивают их куда подальше, где больше их никто и никогда не увидит. Тогда кое-кто из зрителей на галерке, понимая, что ничего не изменить начинает стаканами глушить водку, чтобы убить время и впадает в беспробудное беспамятство до самого конца спектакля.

Но есть и такие, кто медленно и осторожно начинают пробираться к выходу…

Но выхода нет.

Я пытался тоже выйти, но был остановлен.

Со дня того опыта прошло два года. Я сижу на скамейке в тенистом сквере возле перекрестка шумных городских улиц. Стайка пронырливых воробьев копошится возле моих ног в ожидании съестной подачки. Но у меня нет для них ничего. Время медленно отсчитывает минуты. Прошел час, затем другой, потянулся третий. Утреннее суетливое бульканье людских потоков на улицах понемногу успокоилось и заколыхалось неторопливым размеренным дневным варевом.