Читаем Путь Абая. Том 1 полностью

Абай не объяснялся с ней и не раскрывал своей души, хотя и понимал причину охлаждения. Он не мог откровенно говорить о Тогжан и бередить свою душевную рану. Но и он тоже никак не мог простить Айгерим ее замкнутости и отчужденности и тоже затаил в себе обиду.

Теперь его собеседницей, единственным другом и верной, неизменяющей спутницей снова стала книга—и только книга.

<p>НА ПЕРЕВАЛЕ</p>1

Было начало апреля. Весна наступила ранняя, и все кругом сразу зазеленело. Скот уже ягнился, на холмах вокруг зимовки Акшокы рядом с пасущимися матками играли ягнята и козлята. Аул Абая еще не выходил из зимовки, только Айгерим поставила неподалеку от дома свою юрту.

Старый Байторы и скотник Байкадам вышли под вечер полюбоваться ягнятами, но, увидев, что Абай с Баймагамбетом забрались на свой любимый холмик возле юрты и уже окружены слушателями, поспешили туда же, зная, что сейчас обязательно начнется какой-нибудь интересный рассказ.

Байторы еще недавно нищенствовал в Большом ауле Кунанбая, прикованный к постели изнурительной болезнью. Абай перевез его семью в свой аул, помог лечиться и оставил жить у себя. Старика доильщика Буркитбая он тоже взял к себе, а Байкадам, едва перебивавшийся в ауле Кунке, сам попросился к Абаю и тоже жил теперь здесь. Что касается Баймагамбета, то он раньше всех перебрался сюда вместе с малолетними братьями, вырвавшись наконец из тяжелой нужды. Аул Абая давно уже стал аулом — покровителем бедняков, люди жили в нем дружно, не терпя недостатка, как в родной семье, делясь и радостями и горем.

Приплетясь к холмику, Байторы услышал, что нынче рассказывает не Абай, а Баймагамбет.

— У народа по имени Нидерлан, — говорил он, — в городе Лейден был суд под названием инквизиция…

Поняв, что попал к самому началу, Байторы был очень доволен: он знал, что Баймагамбет ни за что не повторит для опоздавших ту часть повести, которую он уже успел передать.

Когда этой зимой Абай по вечерам говорил с Ерболом, Кишкене-муллой и старшими детьми о прочитанных книгах, Баймагамбет всегда внимательно слушал. С первого же раза он легко запоминал любой роман со множеством действующих лиц и сложно переплетенными событиями, и, нисколько не изменяя содержания, живо и занимательно пересказывал его потом другим. Имя замечательного рассказчика Баймагамбета облетело за эту зиму не только весь Корык и Акшокы, но и окрестности от Чингиза до Семипалатинска.

Близился закат. Вечер становился прохладным, свежий ветерок, овевавший холмик, пробирал уже чувствительно, но никто не уходил. Вместе со старшими сидели и дети — Абиш, усердный ученик в домашней школе Абая, Магаш, общий любимец, необыкновенно способный и одаренный мальчик, и Акылбай, ставший уже взрослым юношей. Он приехал в гости из аула Нурганым и нарочно остался ночевать здесь, чтобы послушать Баймагамбета. Все, не исключая Кишкене-муллы, были настолько захвачены рассказом, что даже не заметили, как к холмику подъезжает верховой. На него обратили внимание, лишь когда он спрыгнул с коня.

Это был Асылбай, один из табунщиков Большого аула. Его гнедая лошадь была вся в поту. Оказалось, он возвращается на зимовку Улжан из Семипалатинска, и Абай, ответив на его салем, спросил:

— Что нового в городе?

— А вы ничего не слышали? — удивился Асылбек. — По городу ходит страшная новость: нынешний белый царь, который правит и нами, помер!.. И не своей смертью помер— говорят, будто кто-то застрелил его из ружья!

Кишкене-мулла зашевелил губами и провел ладонями по лицу. Глядя на него, старый Байторы тоже поднял руки и хотя и понятия не имел, о чем молиться. Абай насторожился:

— Что ты говоришь!.. Где ты слышал? Кто убил? Когда?

— Наверное, больше месяца… Весь Семипалатинск об этом шумит. Русские уже давно собирались в церкви, в мечети тоже намаз совершали, с народа присягу берут, словом, в городе переполох… На трон сел сын царя, убийцу, говорят, поймали… А кто и что — я еще не узнавал…

Абай глубоко задумался. Он не сомневался, что с царем расправились не простые убийцы. «Да, таких людей ничем не сдержишь и не испугаешь… У них ясный ум и твердая воля, они никогда не примирятся с изгнанием и ссылкой… Они должны были совершить что-нибудь такое, что потрясло бы всю Россию, — и они совершили это…»

Между тем Байторы и Байкадам оживленно обсуждали новость:

— Бывает так, что по приказу царя убивают людей, но чтоб царя убили — с тех пор, как земля стоит, такого не было!..

— У этого убийцы, видно, сердце, как рог, крепкое! Кто же это пошел на такую дерзость?

— Уж, конечно, не простой разбойник! Если он сам не царь, то, наверное, кто-нибудь из знатных людей!.. Подумал про царя: «А чем я хуже его?»—и убил. Простой человек с царем тягаться не станет…

— А я думаю, какой-нибудь вор царскую казну ограбить хотел, а тут царь проснулся — вот он его и застрелил, — догадался Байкадам.

— А что, правда! — согласился Байторы. — И в сказках о таких говорится, — хитрый вор любого хана и надует, и ограбит, и до смерти доведет!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза