Читаем Путь Абая. Том 1 полностью

Абай весь побелел от волнения.

— Как?.. Что за вздор несут эти безумные слепцы!

О себе Базаралы услышал впервые. Он не выказал ни растерянности, ни страха. Он оставался спокойным, даже рассмеялся. Только бледное лицо его потемнело от гнева. Абай и Ербол с удивлением смотрели на него.

— Сегодня я слышал, как каялся Байдалы, — начал он, — а сейчас пришел мой черед. Выходит, и вправду я конь, отбившийся от табуна: я даже от брата отрекся, чтобы не посчитали и меня вором! Да и они не воры, не злодеи, Абай! Вы слышали обо всех их делах, — разве те, кого называют ворами, поступают так, скажите? — И он вопросительно посмотрел на Абая и Ербола.

— Они не воры! Ты прав!.. Они не грабители! — в один голос ответили оба.

— А если так, то о чем же я-то думал? Почему я не был с ними, не делил их горькую участь?

И Базаралы замолчал.

У Ербола тоже нашлось о чем пожалеть. После сегодняшней встречи с Такежаном он всю обратную дорогу думал об этом.

— Эх, Абай, ну почему ты не согласился быть волостным, когда отец тебя так уговаривал? Ты бы заступился за народ, не допустил бы такого ужаса… Что мы теперь переживаем, что с нами стало, а ты сидишь дома и от стыда глаз поднять не смеешь! Это — все, что ты делаешь для народа! Не могу я молчать, не могу терпеть! — вырвалось у него.

— Он прав, — поддержал Базаралы одобрительно, — хоть бы ты вступился за нашу правду!

Абай молчал. Он раскаивался не в том, что отказался принять волость, а в том, что в своем стремлении отделаться от настойчивых уговоров отца не возражал против избрания Такежана.

Такежан — родной его брат, ближайший родич, но для Абая он как чужой. Братья не раз сталкивались и раньше. Пропасть между ними становилась все шире, и теперь было уже ясно, что им предстоит вступить в открытый бой. Может быть, он уже начался. Если Абай искренне жалеет и сочувствует Базаралы и другим, он должен немедленно вмешаться в дело.

Обдумывая это, Абай некоторое время молчал.

— Базеке, — сказал он наконец, — посмею ли я называться человеком, если не заступлюсь за вас? Сила Такежана не в степи, а в городе. Тогда пусть город и решает наше будущее! Завтра я еду в Семипалатинск. И пока дело не кончится, буду вашим ходатаем.

Базаралы с искренней признательностью взглянул на Абая и поднялся обрадованный, точно получил все, о чем мог мечтать. Он заторопился ехать, отказался даже от предложенного угощения, сел на коня и направился в Карашокы.

В аул Кунанбая он приехал поздно вечером. В доме Нурганым посторонних не было, но Кунанбай, узнав, что приехал Базаралы, не разрешил жигиту заходить к нему.

— Проводите его в комнату для гостей и подайте туда угощение, — распорядился он.

Базаралы долго сидел один. Прислужница подала ему чай. Выпив его, он вошел к Кунанбаю, не спрашиваясь.

Кунанбай полулежал, облокотившись на груду подушек. Нурганым рассказывала сказку, растирая ему ноги.

Он холодно принял салем Базаралы, но тому было не до настроений Кунанбая, — он сел и сразу приступил к делу. Жигит начал твердо и уверенно. С открытым лицом, с открытой мыслью он заговорил резко, и каждое его слово будто оттачивалось с двух сторон, как обоюдоострый меч, негодованием и сознанием своей правоты. Нурганым, не сводя с него глаз, то бледнела, то вспыхивала.

Базаралы начал с поступка Такежана.

— Он готовит гибель и старикам и детям… Уж не считает ли он, что Кунанбай одряхлел и оглох ко всему? Что он, как старый орел, не может больше взлететь? Как Такежан и Майбасар осмелились при жизни такого отца на решение, какого не знавала степь?..

Кунанбай был немногословен.

— Ты был у Такежана, говорил с ним? — спросил он. Базаралы ответил, что у Такежана он не был, но узнал обо всем достоверно и сразу приехал сюда. Он перечислил людей, включенных Такежаном в список. Потом передал поручение Байдалы: «Такежан, точно волк, хочет растерзать своего же детеныша», — и пояснил от себя:

— Тот, кто пойдет в ссылку, в тюрьму, идет на верную гибель. Такежан может быть вполне уверен, что избавится от этих родичей. Так пускай он даст им на дорогу и саван, а здесь пусть выкопает могилу голодным детям, оставшимся на произвол судьбы! Неужели он не понимает, что такое зверство не пройдет ему даром?

Кунанбай почувствовал, куда метит собеседник. Эти слова ему не понравились.

— Если ты пришел, чтобы показать свою силу, то ее показывают не на словах. Ты возмущен Такежаном, — ступай к нему и меряйся силой с ним, — ответил он.

Говорить больше было не о чем, и Базаралы закончил прямым вызовом:

— Что же, пусть Такежан никого не щадит. Решиться на зло или сделать его — одно и то же. Но беспощадная ненависть и беспощадная месть — и это одно и то же. Отсюда и начнется вражда, которая пойдет из поколения в поколение, но виновны в ней будут не жигитеки. Тот, на кого падет проклятье, уже виден всем… — вот о чем ему оставалось досказать, и не только от своего имени, но и от всех жигитеков.

Кунанбай выслушал его.

— Хорошо! Это ты и сделал! Но — довольно. Пора остановиться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза