Путь Абая. Том 1

Для похорон приготовили кумыс, отобрали коней на убой, сложили юрты и стали толковать о том, не поехать ли, не дожидаясь приглашения. Нарочного ждали до самого вечера, но никто не приезжал.

Это было невероятно, но возражать против очевидности не приходилось: на похороны Божея Кунанбая не приглашали. Его самого и его аул намеренно обошли.

Завещал ли это Божей перед смертью, или так решили его преемники Байдалы, Байсал и Тусип, — кто знает? Но это было для Кунанбая больше чем оскорбление. Кровная ненависть родичей, притаившаяся, но не угасающая, снова подняла голову и пыталась разить его даже через мертвеца. Не только из близких родичей, но и из самых отдаленных аулов всего многолюдного Тобыкты никто, кроме него, обойден не был.

Кунанбай был угнетен. Но вскоре он снова налился злобой, неукротимой и жгучей: мертвецу не отомстишь, но Байдалы и Байсалу придется поплатиться за этот поступок — небывалый, неслыханный в Тобыкты.

Однако сейчас открытую борьбу и набеги придется отложить. Кунанбай решил это твердо. Всем своим аулам в Баканасе и аулу Улжан он дал новое распоряжение: «Смотрите за хозяйством и живите спокойно!» И он уехал с Жумабаем в аул Кунке, который уже прибыл на Байкошкар.

Аулы, жившие в ожидании вооруженных схваток, теперь успокоились, и мирная жизнь пошла своим чередом. В дни, овеянные дыханием смерти, никто не может сесть на коня, чтобы лететь в набег.

Не получив приглашении на похороны Божея, Зере и Улжан глубоко опечалились. Но приходилось терпеть. Подавленные стыдом и горем, они не сдерживали слез. В течение целой недели они пекли поминальные лепешки и, разостлав скатерти, сидели в юрте, слушали молитвы, которые хотели бы совершить на могиле Божея и которые им читали Абай и Габитхан.

Жигитеки, бокенши и котибаки готовились к торжественным похоронам. Все их многочисленные аулы в эти дни привлекали к себе толпы людей. Мужчины и женщины, старики и молодежь съезжались, чтобы оплакать Божея. Повсюду раздавались громкие причитания, чуть слышные всхлипывания и тяжкие стоны. Родичи, друзья в сверстники Божея приезжали со своими слугами, юртами и убойным скотом. Давно уже не было таких похорон.

Смерть Божея прервала перекочевку этих аулов на отдаленные жайляу, где они должны были провести лето. Теперь они решили держаться здесь до сорокового дня после смерти, принять всех, кто пожелает почтить память умершего, и совершить поминальные обряды седьмого и сорокового дней.

Божей болел недолго. Он свалился сразу и уже не мог подняться. С первых же дней стало ясно, что он неотвратимо приближается к могиле. Уже на третий день смерть наложила отпечаток на его лицо. Он метался в постели, не находя покоя.

Байсалу не раз приходилось видеть умирающих. Он прикладывал руку к груди Божея, слыша биение его сердца, и предчувствовал тяжелый конец. Байдалы, Тусип и Суюндик сидели тут же, — может быть, Божею захочется сказать им последнее слово. Однажды под вечер Байсал начал негромко говорить о больном:

— Болезнь его — простуда… А простуда валит человека с ног крепким ударом. Вот если бы он вспотел хоть раз, все бы прошло…

Божей вдруг нахмурил брови, стиснул зубы и собрал последние силы. Его бескровное, пожелтевшее лицо покрылось свинцовой тенью гнева. Он заговорил, отрывисто бросая слова, то громкие, то еле слышные, перемежающиеся тяжким дыханием:

— Внезапный удар… Откуда удар? Снаружи… или изнутри, где сердце мое точил червь? Теперь — все равно… Просторнее будет Кунанбаю… Видно, я откочую из этого мира… Перестану стоять на его пути… Уйду… Но вы?.. Какие дни ждут вас?..

Из всех четырех друзей, сидевших вокруг него, только старый Суюндик не выдержал и заплакал. Остальные не проронили ни звука. Потемневшие, сгорбившиеся, они хранили глухое молчание.

Это было последнее прощание Божея. Больше он не сказал ни одного слова. Через несколько часов он умер.

Дыхание Божея прервалось вечером, а до поздней ночи все четверо стариков вместе с женщинами и детьми заливались слезами и не могли прийти в себя. Байсал с рыданиями встречал валивших в юрту людей. Внезапно он зашатался и упал, потеряв сознание. Байдалы вместе с Тулипом и Суюндиком вывели его из толпы, наполнившей юрту. Сев с ним в сторону, Байдалы заговорил:

— Если бы слезы могли воскресить его, — разве мало мы их пролили?.. Посмотрите. — И он указал на аул, где девушки, женщины и мужчины громко причитали и стонали. У него вырвался вздох, похожий на тяжелый стон, но он продолжал властно и твердо — Опомнись, Байсал! Будьте крепки духом и вы! Обсудим, как готовить похороны…

Они созвали на совет еще несколько стариков. И прежде всего Байдалы исключил из числа приглашенных аулы Кунанбая.

В полночь около сорока верховых были уже наготове. Вестники печали на лучших, выхоленных конях понеслись во все стороны по аулам обширного Тобыкты, на соседние земли Керей, Мамай и даже в отдаленные племена, расположенные близ Каркаралинска.

Байдалы с остальными стариками всю ночь не смыкал глаз. К восходу солнца возле юрты Божея была поставлена самая боль-