Путь

– Начинаю догадываться. Но неужели я должен стать этим идеалом и почему именно я?

– Ты не совсем прав, друг мой, я бы больше сказал – ты лукавишь, – Вязьман хитро прищурил глаз, – Ну, во первых, стоит понять, что ты ничего не должен, должен ты можешь быть деньги банку или соседу. И вовсе тебя никто не заставляет становиться идеалом, что за пошлость! Намажься еще позолотой и вскарабкайся на постамент, чтобы все на тебя глазели и преклонялись, неужели тебе хочется стать очередным бесполезным знаком-указателем на пути их движения?

– А что же тогда?

– Неужели не догадываешься? У тебя есть возможность стать проводником, направить этих несчастных на путь истинный, показать им дорогу и намекнуть, но лишь намекнуть на то, что они, возможно, заплутали. А люди потом сами поймут, догадаются, люди любят поразмыслить, если им дать волю. И знаешь, что они поймут? Именно то, чего не понимаешь пока ты! Что нужно перестать задавать себе вопрос – почему именно я, и сделать наконец уже что-нибудь. Но чтобы провернуть такое, нужно сделать самый сложный шаг – понять и принять себя, помириться с собой и уже потом действовать, сделать то, чего в свое время не получилось у меня…

– Неужели это так сложно? Ведь у тебя было время и, похоже, ты понял, что именно нужно делать, так в чем же здесь подвох? Если не получилось у тебя, почему должно получиться у меня?

– Да, я многое понял, но понял слишком поздно, к сожалению, на этом этапе времени немного, ты, похоже, не знаешь, но Путешественник на последнем этапе, как бы это помягче сказать, – перерождается.

– Как-то зловеще звучит. Я что, умру?

– Нет, это не совсем так. Подобрать слова к процессу Путешествий крайне сложно, но если за определенное время твое сознание не вернется в тело, то жизнедеятельность организма прекратится. А само сознание, как видишь, будет жить, но только в рамках Пути. Хотя, честно скажу – я здесь один и компания мне конечно, не повредит. – Он издевательски хмыкнул и поднял хорька вверх, – хотя теперь у меня есть он.

Арсений немного запаниковал от таких слов, Учитель не обмолвился ни словом о том, что может произойти, хотя старец и так был с прибабахом и от него можно было ожидать чего угодно, но такого предположить не мог даже он. Немного постояв, словно в ступоре, он наконец продолжил:

– И что же мне теперь делать? Ты поможешь мне?

– Да ты сам подумай, чем я теперь уже могу помочь? Да и помощника ты нашел непутевого, из того, кто смог этого сделать. Но одну подсказку я тебе все же дам, не знаю, поможет это или нет, у всех происходит по-своему. Смотри, если обернуться и приглядеться, с крыши нет выхода, а как можно помочь кому-либо, не слезая с крыши? Подумай над этим, а я пока пойду. – И с этими словами, не дожидаясь ответа, он положил хорька в кресло и с разбегу сиганул вниз.

Арсений со всех ног понесся к тому краю, где только что спрыгнул Вязьман, но, взглянув вниз, увидел лишь идущие вдаль человеческие массы.

– Да что же это такое?! – Терпеть не могу эти выкрутасы Путешественников, – неужели и я стану таким? – Возмутился Арсений. – Да, или же не стану…

Он судорожно стал искать выход с крыши, для начала обежал ее по периметру, надеясь увидеть пожарную лестницу или что-то подобное, затем прошаркал ногами все стыки рубероида, ища замаскированный люк, но потом остановился как вкопанный. Осознание того, что что-то он делает не так, свалилось так резко, что он чуть не упал. Было всего два варианта развития событий – либо он находит этот мифический выход с крыши, либо остается тут навсегда, а в таком случае он предпочел бы просто сброситься с крыши, а не бродить призраком, изо дня в день наблюдая за последствиями своего раздолбайства.

Одна мысль все же посетила его, и за неимением чего-либо другого, он решил ухватиться за нее. Вязьман сказал, что не смог понять себя в свое время и тем самым провалил задание. Так может быть выход с крыши не на самой крыше? Может, этот выход внутри него самого?

Он опустился в потрепанное кресло, закрыл глаза и четырьмя пальцами уперся в виски. Мысли судорожно бегали в его голове, не желая складываться в общую картину. Сначала он думал о своем детстве и юности, пытаясь найти там причину, но после осознал, что это все не то. Затем очень долго размышлял обо всякой ерунде вроде мелких обид, которые давно уже пора было забыть. И за всей этой горой ненужной информации он чуть не пропустил свалившееся на него озарение.

– Я же у себя в голове! А у меня в голове должны быть мои правила! – он представил себе, что находится внизу, а вовсе не на крыше, что просто сидит в кресле у придорожного знака и открыл глаза.

Мимо, закутавшись в свои мысли и в одежду, мерно следовали люди. Они настолько были погружены в свои проблемы, что вовсе не замечали ничего вокруг. Кто-то копался в мобильном телефоне или планшетнике, кто-то слушал музыку в наушниках, объединяло их лишь одно. Им всем было наплевать друг на друга.